В чем святость русской литературы? см. мысль Томаса Манна.

Это чушь !
Всё гораздо проще. В первом случае - о "святости русской классической литературы"... Да. Есть в ней "святость",
но это "юродивая святость"
На Руси издавна, по-христианским законам - все шизофреники считались юродивыми, ангельским отцветом на грешной земле. Ими гордились ( св. Ксения Петербуржская. Их возвышали - Распутин. Им дали право лепить горбатого из России
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Не буду сейчас долго и нудно буквы ставить. Напомню только, что почти все гении русской святой литературы -
Лермонтов, Пушкин, Достоевский, Гоголь и т. д..., явно были из стана "юродивого бомонда" Отсюда, и невероятные фантазии и философии помешанных.
НУ, нет таких реальных Мышкиных, Карамазовых, Дубровских и Печориных... Но это уже я углубляюсь. .
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
И не должны народы стремиться к ассимиляции. Те нации, которые ограждают свою культуру, эстетику (Япония, Индия и т. д. ) - они может со временем и сформируют новую чистую религию и искусство..

Безобразнейший человек говорит: "Каждый на твоем месте бросил бы мне милостыню - свое сострадание, словом или взглядом. Но я не нищий, ты угадал это; я сам богат великим, страшным, безобразнейшим, неизреченнейшим. С трудом вырвался я из толпы сострадательных людей и пошел искать того единственного человека, который учит теперь, что сострадание навязчиво - тебя, о, Заратустра, который учит, что нежелание помочь более благородно, чем выпрыгивающая вперед добродетель; но сострадание называется теперь добродетелью у всех маленьких людей: они не умеют уважать великое несчастье, великое безобразие, великую неудачу"... Уважать великое безобразие, великое несчастие, великую неудачу! Это последнее слово философии трагедии. Не переносить все ужасы жизни в область Ding an sich, за пределы синтетических суждений a priori, а уважать! Может идеализм или позитивизм так относится к "безобразию"? Когда Гоголь сжег рукопись второго тома "Мертвых душ", его объявили сумасшедшим - иначе нельзя было спасти идеалы. Но Гоголь был более прав, когда сжигал свою драгоценную рукопись, которая могла бы дать бессмертие на земле целому десятку не "сумасшедших" критиков, чем когда писал ее. Этого идеалисты не допустят никогда, им нужны "творения Гоголя" и нет дела до самого Гоголя и его "великой неудачи, великого несчастья, великого безобразия". Так пусть же они навсегда покинут область философии! Да и зачем она им, наконец? Разве их заслуги недостаточно оправдываются ссылкой на железные дороги, телеграфы, телефоны, потребительные общества и даже на первый том "Мертвых душ", поскольку он способствует прогрессу? Философия же есть философия трагедии. Романы Достоевского и книги Ницше только и говорят, что о "безобразнейших" людях и их вопросах. Ницше и Достоевский, как и Гоголь, сами были безобразнейшими людьми, не имевшими обыденных надежд. Они пытались найти свое там, где никто никогда не ищет, где по общему убеждению нет и не может быть ничего, кроме вечной тьмы и хаоса, где даже сам Милль предполагает возможность действия без причины. Там, может быть, каждый подпольный человек значит столько же, сколько и весь мир, там, может быть, люди трагедии и найдут то, чего они искали.. . Люди обыденности не захотят переступить в погоне за таким невероятным "быть может" роковую черту. Но ведь их никто и не зовет к этому. Оттого-то и вопрос поэта: aimestu les damnйs, dismoi, connaistu l'irrйmissible?

"(...) Поскольку Россия не пережила эпохи феодализма и буржуазности, русская литература возникла на антигероях, героями становятся антигерои ("Идиот" Достоевского) . В русской литературе нет традиции появления успешного героя. Герой, который добился успехов, в американской литературе есть, во французской - есть, в английской - есть, в русской - нет. Поэтому русскую литературу читать нужно не для того, чтобы воспитать в себе ментальность, которая двигает к успеху, ее нужно читать, чтобы разбираться в типажах, в человеческих отношениях. Рефлексирующая литература очень хорошо описывает психотипы: Достоевсий прямо-таки психолог, Лев Николаевич Толстой - тоже психолог... " И. Хакамада, интервью журналу "Психология".