На известной строкой Кавафиса - как приходят варвары?

А кто они, варвары?
Для нацистов и мы были варварами...

"(..)
Сравнительному анализу с успехом могут быть подвергнуты стихотворения Гумилёва «Варвары» (тот же сб. «Жемчуга» ) и кавафисовское «Ожидая варваров» (1898, 1904). Эпоха, обстоятельства, декорации поражают сходством. Город, блещущий богатством, столь внутренне готов к падению, что приход варваров воспринимается как «какой-то выход» . Аналогичными средствами (парнасски точным описанием бьющей в глаза роскоши) поэты стремятся подчеркнуть расхождение между видимостью явлений и их подлинной сущностью — этот аспект, один из самых характерных для зрелого искусства Кавафиса, свойственен и Гумилёву (как свойственен ему и кавафисовский подтекст трагической иронии, понимание которой предполагает осведомленного в истории, внимательного, чуткого читателя) .
Власти города готовы к капитуляции: у Кавафиса это император, который «встал чуть свет» и «у городских ворот на троне и в короне восседает» , у Гумилёва — это царица, которая «на площади людной (…) поставила ложе» , ожидая «суровых врагов (…) нагою» . Разница в этом выборе предопределяет — при всех прочих совпадениях — разные ключи трактовки. У Гумилёва развитие сюжета сворачивает в романтическое русло. Варвары, вошедшие в город, отвергли предложение царицы, их «хмурый начальник» «с надменной усмешкой» повернул войска на север. «Огненному» соблазну юга противостояла и одержала верх память о северном пейзаже и северной женской красоте. Галерея мужественных завоевателей из первого сборника Гумилёва пополнилась еще одним родственным образом. А у Кавафиса варвары так и «не прибыли» . И замешательство, воцарившееся в городе, равно как чуть раньше — апатия перед угрозой вторжения, расценивается поэтом как симптомы поразившей общество тяжелой внутренней болезни.
Рядом с романтической балладой Гумилёва стихотворение Кавафиса воспринимается как панорама, запечатлевшая критический момент в течение исторического времени, тот самый, который переживали оба поэта. Участие в нем Гумилёва было несравненно более активным, однако, когда он погружается «в бездну времен» , то чаще всего чувствует, что «не прикован к нашему веку» , тогда как Кавафис из отдаленной своей Александрии увидел и показал свой век через исторические аналогии. Его неотступное внимание к последним фазам эллинистического мира с его междуусобными войнами и растущей римской экспансией наводит на параллель с исторической ситуацией 1910-х годов: колониальная политика Великобритании, балканские войны, первая мировая война.... (...)"
"Отчасти параллельные: Кавафис - Гумилев", С. Б. Ильинская.