Что, не юродствуя, можно отнести к литературным перлам?

"Маленькие трагедии".

Однако, Ваше приглашение приняв вести раскопки всех стихотворений, я думаю, что я останусь прав, не делая особых ударений. Когда изобретатели придут к созданью очень древних динозавров, я предъявлю им сей конкретный труд, способствовавший почивать на лаврах. Я покажу им храм и автокран, я покажу им кран для небоскрёбов. И самолёты, что идут в таран, сравню с рептилией для слабоёмов. Пропорции пора остановить. Они вальсируют к царению людишек. На газ не сможем мы когда-нибудь давить, не хватит отпусков и передышек.

"В моём голодном, трудном, полном неисчислимых тревог и бедствий военном детстве была одна великая радость. Это две моих бабушки, и обе любимые – бабушка Перл/Поля/ и бабушка Мирл. (...)
Две бабушки – и такие разные, как небо и земля, как вода и огонь, как солнце и луна. как… Да этих «как» можно изобрести невероятное множество и при этом ничего не объяснить. Ровным счётом – ничего!
Бабушка Перл вставала очень рано. До того, как я продирал сонные глаза, она успевала сбегать на рынок, растопить печку, сварить кашу, спуститься к арыку и начистить песком до блеска кастрюли, подмести комнаты и переделать ещё десятки дел. Случалось, что в разгар её домашних хлопот приходили жители ближних кишлаков и звали её принимать роды, бабушка Перл была акушеркой. Она мгновенно собиралась, клала на голову мокрое полотенце и отправлялась пешком за два-три, а то и десять километров.
Я никогда не слышал, чтобы бабушка Перл жаловалась на свою судьбу. У неё был другой пунктик – она ругала «проклятых коммунистов» которые сломали «человеческую жизнь»
Я мысленно называл бабушку Перл дворянкой, хотя это слово и не вязалось с её еврейским носом и привычкой готовить цимес из лобио – крупной пёстрой фасоли.
- Бабушка Поля, - спрашивал я иногда, - скажи, у тебя было счастливое детство?
- Невероятно счастливое, - отвечала она, усаживала меня на стул и начинала рассказывать о пятнадцатикомнатном каменном доме, о мебели от лучших краснодеревщиков, о том, какие блюда подавали к завтраку, к обеду. Отец бабушки Перл, мой прадедушка, был известным в городе Брацлаве, да и во всей округе, адвокатом (...)
Сразу же в разговор вмешивалась бабушка Мирл. Она целыми днями сидела в комнате на старом, разбитом кресле и курила папиросу. У бабушки Мирл были парализованы ноги, но голова была ясной, а ум острым и цепким.
- Уважаемая Перл, - мягким, вкрадчивым голосом обычно начинала она, - хватит уже забивать ребёнку голову всякой собачьей чушью.
- Что? – вскидывалась бабушка Перл. – Позвольте не согласиться с вами, уважаемая Мирл. Ребёнок должен знать правду. Он обязан понять, до какой жути довели страну коммунисты. Вот он бегает, простите за вульгаризм, в нужник во дворе, а это не нужник, а выгребная яма, наполненная нечистотами, бегает и в дождь, и в холод, и в снег. И даже не подозревает о том, что существуют тёплые ватерклозеты.
- Браво! – восклицает бабушка Мирл, народница и хулиганка. – Все ваши разговоры, уважаемая Перл, крутятся вокруг клозетов. Вы ведёте мальчика по неверному пути. Он начнёт думать, что главное в жизни – это тёплый клозет.
- И это тоже главное, - отстаивает свои позиции её постоянная оппонентка.
- Бред! – говорит бабушка Мирл и выпускает изо рта клуб дыма. – Ребёнка надо готовить к нелёгкой судьбе. А если уж хотите что-то рассказать, то привлеките его внимание к хорошеё книге. Вот, например, Драйзер, «Американская трагедия» И волнующе, и поучительно.
- Нет, уважаемая Мирл, - тут же живо отвечает бабушка Перл, - ему вовсе не нужен Драйзер и все эти психические извращения. Пусть читает «Хижину дяди Тома» и проникается жалостью к униженным и оскорблённым.
- Ха-ха! – восклицает бабушка Мирл. – Кому нужны эти сопли под видом литературы? Не слушай, Рафочка, жизнь жестока и во многом несправедлива.
- Не слушай, Рафочка, - в тон ей высказывается и бабушка Перл, - не слушай эту заблудшую душу. Что она видела в жизни? Грязные бараки да подпольные сходки.
- Полегче, уважаемая Перл!
- Полегче, уважаемая Мирл! Рафочка, читай стихи Апухтина. Вот где красота.
- Что? – бабушка Мирл чуть не вываливается из кресла. – Кому нужен ваш мещанский Апухтин? Рафочка, читай «Овода»
Я потихоньку соскальзываю со стула и бегу во двор. (...)" Р. Маргулис, "Бабушка Перл и бабушка Мирл".

Сонеты В. Шекспира в переводе С, Я. Маршака.

Дождь - и все другие стихи Лорки и вообще испаноязычная поэзия.

Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.
И старинная сладость примиренной дремоты,
пробуждается с ним безыскусная песня,
и трепещет душа усыпленной природы.

Это землю лобзают поцелуем лазурным,
первобытное снова оживает поверье.
Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
и великая кротость разлита в предвечерье.

Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам,
овевает священным дуновением моря,
вызывает внезапно бытие на погостах,
а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

роковое томленье по загубленной жизни,
неотступную думу: "Все напрасно, все поздно! "
Или призрак тревожный невозможного утра
и страдание плоти, где таится угроза.

В этом сером звучанье пробуждается нежность,
небо нашего сердца просияет глубоко,
но надежды невольно обращаются в скорби,
созерцая погибель этих капель на стеклах.

Эти капли - глаза бесконечности - смотрят
в бесконечность родную, в материнское око.

И за каплею капля на стекле замутненном,
трепеща, остается, как алмазная рана.
Но, поэты воды, эти капли провидят
то, что толпы потоков не узнают в туманах.

О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья,
дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,
дождь хороший и мирный, только ты - настоящий,
ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях
души светлых ручьев, незаметные росы.
Нисходя на равнины, ты медлительным звоном
открываешь в груди сокровенные розы.

Тишине ты лепечешь первобытную песню
и листве повторяешь золотое преданье,
а пустынное сердце постигает их горько
в безысходной и черной пентаграмме страданья.

В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
примиренная скорбь о несбыточном часе.
Для меня в небесах возникает созвездье,
но мешает мне сердце созерцать это счастье.

О мой дождь молчаливый, ты любимец растений,
ты на клавишах звучных - утешение в боли,
и душе человека ты даришь тот же отзвук,
ту же мглу, что душе усыпленного поля!

Перл (в переносном смысле) — 1) сокровище, драгоценность, нечто выдающееся в ряду подобных (перл создания) 2) нечто нелепое, смешное, бессмысленное, в частности нелепое высказывание

В копоти сугробы!
Дело за поправкой кротких дней.
Наше небо посинело,
Будет и ещё куда синей!

Георгий Кузнецов.