Какая связь есть между картофелем и писательской братией?

Любят жрать.
Но не любят копать.
Впрочем. это не только писательская братия.... это все так.

дрябнут корни, пора перебирать, к посеву... измельчал, но где же взять новых семян)))

Едоки картофеля Ван Гога

Под тусклой лампой- ни одной загадки,
горбушкой вечер падает на стол.
Картофель к чаю- не от жизни сладкой
один на нашу трапезу пришёл.

И мы давно иной не знаем доли,
как вилкой бок варёный протыкать.
Когда-то назовут картошку что-ли
пирожным, ситуации под стать.

В глазах нет света, нет просвета в окнах,
но нам привычна эта темнота.
Здесь тишина не держится от вздохов-
разбилась чашкой давняя мечта
о сытой жизни с сахаром и хлебом,
и колбасой голландской на краю.. .

Картошкой мы живём под серым небом,
и каждый день- сплошное дежавю.

Юрий Коваль "Картофельная собака"
...
Аким Ильич часто наезжал ко мне в гости и всегда привозил картошки, которая к весне обрастала белыми усами.
− Яблоки, а не картошка! − расхваливал он свой подарок. − Антоновка!
Мы варили картошку, разводили самовар и подолгу сидели на брёвнах, глядя, как между ёлками вырастает новое сизое и кудрявое дерево − самоварный дым.
− Надо тебе собаку завести, − говорил Аким Ильич. − Одному скучно жить, а собака, Юра, это друг человека. Хочешь, привезу тебе Тузика? Вот это собака! Зубы − во! Башка − во!
− Что за имя − Тузик? Вялое какое-то. Надо было назвать покрепче.
− Тузик хорошее имя, − спорил Аким Ильич. − Всё равно как Пётр или Иван. А то назовут собаку Джана или Жеря. Что за Жеря − не пойму.
С Тузиком я встретился в июле.
...
Уже наступило утро, солнце поднялось над садами и дачами, а я не просыпался, и снился мне нелепый сон. Будто какой-то парикмахер намыливает мои щёки, чтоб побрить. Дело своё парикмахер делал слишком упорно, поэтому я и открыл глаза.
Страшного увидел я «парикмахера» .
Надо мной висела чёрная и лохматая собачья рожа с жёлтыми глазами и разинутой пастью, в которой видны были сахарные клыки. Высунув язык, пёс этот облизывал моё лицо.
Я закричал, вскочил было на ноги, но тут же упал, запутавшись в мешке, а на меня прыгал «парикмахер» и ласково бил в грудь чугунными лапами.
− Это тебе подарок! − кричал откуда-то сбоку Аким Ильич. − Тузик звать!
Никогда я так не плевался, как в то утро, и никогда не умывался так яростно. И пока я умывался, подарок − Тузик − наскакивал на меня и выбил в конце концов мыло из рук. Он так радовался встрече, как будто мы и прежде были знакомы.
− Посмотри-ка, − сказал Аким Ильич и таинственно, как фокусник, достал из кармана сырую картофелину.
Он подбросил картофелину, а Тузик ловко поймал её на лету и слопал прямо в кожуре. Крахмальный картофельный сок струился по его кавалерийским усам.
Тузик был велик и чёрен. Усат, броваст, бородат. В этих зарослях горели два жёлтых неугасимых глаза и зияла вечно разинутая мокрая, клыкастая пасть.
Наводить ужас на людей − вот было главное его занятие.
Наевшись картошки, Тузик ложился у калитки, подстерегая случайных прохожих.
...
Ю. Коваль "Картофельная собака"
(на случай, если захочется почитать полностью)

Товарищи ученые, доценты с кандидатами.
Замучились вы с иксами, запутались в нулях.
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь. Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплеснеет картофель на корню.

Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой. И не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сальцой ее помять.

Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это - бандитизм.

Товарищи ученые, кончайте поножовщину.
Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид.
Садитесь на автобусы, валяйте к нам в Тамбовщину,
А гамма-излучение денек повременит.

Автобусом к Тамбову подъезжаем,
А там - рысцой. И не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сальцой ее помять.

К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми.
Все ловко здесь разместимся, сами скажете потом,
Что бог мол с ними с генами, бог с ними с хромосомами
Мы славно поработали и славно отдохнем.

Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез.
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле ведь все едино - апатиты и навоз.

Накроем стол скатеркою. Валяйте, ешьте пальцами.
Хоть вы там создаете синтетический белок.
Но он такой невкусный. Мы ж вас накормим яйцами,
Дадим с собой картофеля, хоть сумку, хоть мешок.

Для вас тот день покажется и каторжный и адовый,
Сырой картофель в грядках у ученых не в чести.
Зато впервые сможете повкалывать наглядно вы
И пользу ощутимую народу принести.

Так приезжайте, милые, рядами и колоннами.
Хотя вы все там химики и нет на вас креста,
Но вы ж там все задохнетесь, за синхрофазотронами,
А здесь места отличные, воздушные места.

Товарищи ученые. Не сумневайтесь, милые,
Коль, что у вас не ладится, ну там не тот эффект,
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем и выправим дефект.

ЛЮБОВЬ НЕ КАРТОШКА

(Повесть)

Арон Фарфурник застукал наследницу дочку
С голодранцем студентом Эпштейном:
Они целовались! Под сливой у старых качелей.
Арон, выгоняя Эпштейна, измял ему страшно сорочку,
Дочку запер в кладовку и долго сопел над бассейном,
Где плавали красные рыбки. «Несчастный капцан! »

Что было! Эпштейна чуть-чуть не съели собаки,
Madame иссморкала от горя четыре платка,
А бурный Фарфурник разбил фамильный поднос.
Наутро очнулся. Разгладил бобровые баки,
Сел с женой на диван, втиснул руки в бока
И позвал от слез опухшую дочку.

Пилили, пилили, пилили, но дочка стояла как идол,
Смотрела в окно и скрипела, как злой попугай:
«Хочу за Эпштейна». — «Молчать!!! » — «Хо-чу за Эпштейна» .
Фарфурник подумал.. . вздохнул. Ни словом решенья не выдал,
Послал куда-то прислугу, а сам, как бугай,
Уставился тяжко в ковер. Дочку заперли в спальне.

Эпштейн-голодранец откликнулся быстро на зов:
Пришел, негодяй, закурил и расселся как дома.
Madame огорченно сморкается в пятый платок.
Ой, сколько она наплела удручающих слов:
«Сибирщик! Босяк! Лапацон! Свиная трахома!
Провокатор невиннейшей девушки, чистой как мак!.. »

«Ша... — начал Фарфурник. — Скажите, могли бы ли вы
Купить моей дочке хоть зонтик на ваши несчастные средства?
Галошу одну могли бы ли вы ей купить?! »
Зажглись в глазах у Эпштейна зловещие львы:
«Купить бы купил, да никто не оставил наследства» .
Со стенки папаша Фарфурника строго косится.

«Ага, молодой человек! Но я не нуждаюсь! Пусть так.
Кончайте ваш курс, положите диплом на столе
и венчайтесь —
Я тоже имею в груди не лягушку, а сердце.. .
Пускай хоть за утку выходит — лишь был бы
счастливый ваш брак.
Но раньше диплома, пусть гром вас убьет,
не встречайтесь.
Иначе я вам сломаю все руки и ноги! »

«Да, да... — сказала madame.— В дворянской бане
во вторник
Уже намекали довольно прозрачно про вас и про
Розу, —
Их счастье, что я из-за пара не видела, кто! »
Эпштейн поклялся, что будет жить как затворник,
Учел про себя Фарфурника злую угрозу
И вышел, взволнованным ухом ловя рыданья
из спальни.

Вечером, вечером сторож бил
В колотушку что есть силы!
Как шакал Эпштейн бродил
Под окошком Розы милой.
Лампа погасла, всхлипнуло окошко,
В раме — белое, нежное пятно.
Полез Эпштейн — любовь не картошка:
Гоните в дверь, ворвется в окно.

Заперли, заперли крепко двери,
Задвинули шкафом, чтоб было верней.
Эпштейн наклонился к Фарфурника дщери
И мучит губы больней и больней.. .

Ждать ли, ждать ли три года диплома?
Роза цветет — Эпштейн не дурак:
Соперник Поплавский имеет три дома
И тоже питает надежду на брак.. .

За дверью Фарфурник, уткнувшись в подушку,
Храпит баритоном, жена — дискантом.
Раскатисто сторож бубнит в колотушку,
И ночь неслышно обходит дом. " С. Черный.

"На кухне сидел Михал Михалыч и читал газету. Он вытянул нам навстречу из панциря свою круглую черепашью голову и сказал:
- Много трудитесь, молодые люди.. .
- Да и вы бодрствуете, - криво усмехнулся Жеглов.
- Я подумал, что вы придете наверняка голодными, и сварил вам картофеля.. .
- Это прекрасно, - кивнул Жеглов, а меня почему-то рассмешило, что Михал Михалыч всегда называет нашу дорогую простецкую картоху, картошечку, бульбу разлюбезную строгим словом "картофель".

"Считали мешки. Мамыкин с Жегловым препирались: Мамыкин говорил, что у нас они меньше, чем у них, Жеглов предлагал рассыпать мешок и пересчитать картофелины.
(Бр. Вайнеры "Эра милосердия")

"- Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях!
Сидите, разлагаете молекулы на атомы,
Забыв, что разлагается картофель на полях.

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь! Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплесневет картофель на корню!

Автобусом до Сходни доезжаем,
А там - рысцой, и не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сольцой ее намять! "
(В. Высоцкий)

У нас палатка и костер,
Под звездным небом разговор,
И под гитару песни до утра.
У нас картошка и уха,
А утром крики петуха.. .
У нас природа, тишина
И в небе полная луна
И мириады звезд над головой.
Недалеко течет река,
И плеск воды у бережка.. .
... И темной ночью у костра
Течет беседа до утра
А на губах вкус свежее сваренной ухи.
И звезды ярче вспыхнут вдруг,
И встепенется сонный луг,
Когда вдруг кто-нибудь начнет читать стихи.
Стихи кружат вокруг костра
Из рифм волшебных кружева,
И создают какой то сказочный уют.
И мир вокруг уже другой,
Он как из сказки внеземной.
Мир, как из сказки, где всегда тебя поймут.
(В. Похилев)
***
Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе.
Будет долгая ночь на холодной Земле.
И холодное утро проснется.
И сюда уж никто не вернется.
Без любви и тепла так природа горька.
Поредела толпа у пивного ларька.
Продавщица глядит сиротливо.
И недопито черное пиво.

Ах, пане-панове, ах, пане-панове.. .
Ах, пане-панове, да тепла нет ни на грош.
Что было то сплыло, что было, то сплыло,
Что было то сплыло, того уж не вернешь... .

Так роняют деревья остатки одежд,
Словно нет у деревьев на лето надежд.
Только я еще очень любима,
И любовь не прошла еще мимо.

Но маячит уже карнавала конец.
Лист осенний летит, как разлуки гонец.
И в природе все очень тревожно,
И мой милый глядит осторожно.. .

До свиданья, мой милый, скажу я ему.
Вот и лету конец, все одно к одному.
Я тебя слишком сильно любила,
Потому про разлуку забыла.

Горьких слов от него услыхать не боюсь.
Он воспитан на самый изысканный вкус.
Он руки моей нежно коснется,
И, конечно, уже не вернется.. .

(Агнешка Осецкая)

Может романтическая картография?

Второй хлеб. Для ВСЕХ.