Игра в бисер. Полеты во сне без компаса. Территория №1.

Архангельская область и Ненецкий автономный округ

"На Белом море, где ночи полгода белые, Большой Соловецкий остров поднимает из воды белые церкви в обводе валунных кремлёвских стен, ржаво-красных от прижившихся лишайников, — и серо-белые соловецкие чайки постоянно носятся над Кремлём и клекочат.
"В этой светлости как бы нет греха… Эта природа как бы ещё не доразвилась до греха", — так ощутил Соловецкие острова Пришвин.
Без нас поднялись эти острова из моря, без нас налились двумястами рыбными озёрами, без нас заселились глухарями, зайцами, оленями, а лисиц, волков и другого хищного зверя не было тут никогда.
Приходили ледники и уходили, гранитные валуны натеснялись вкруг озёр; озёра замерзали соловецкою зимнею ночью, ревело море от ветра и покрывалось ледяною шугой, а где схватывалось; полыхали полярные сияния в полнеба; и снова светлело, и снова теплело, и подрастали и толщали ели, квохтали и кликали птицы, трубили молодые олени — кружилась планета со всей мировой историей, царства падали и возникали, — а здесь всё не было хищных зверей и не было человека.. .
Уже в 1921 году были основаны, в ведении ЧК, Северные Лагеря Особого Назначения — СЛОН. Первые такие лагеря возникли в Пертоминске, Холмогорах и близ самого Архангельска. Однако эти места были, видимо, признаны для охраны, но перспективными для сгущения больших масс заключённых. И взоры начальства естественно были переведены по соседству на Соловецкие острова — с уже налаженным хозяйством, с каменными постройками, в двадцати-сорока километрах от материка, достаточно близко для тюремщиков, достаточно удалённо для беглецов, и полгода без связи с материком — крепче орешек, чем Сахалин.. .
— Здравствуй, первая карантинная рота!. . — (Должны отрывисто крикнуть: "Здра! ") — Плохо, ещё раз! Здравствуй, первая карантинная рота!. . Плохо!. . Вы должны крикнуть "здра! " — чтоб на Соловках, за проливом было слышно! Двести человек крикнут — стены падать должны! ! Снова! здравствуй, первая карантинная рота!.. "
А. Солженицын " Архипелаг ГУЛАГ "

Белые ночи в Архангельске

Белые ночи — сплошное «быть может».. .
Светится что-то и странно тревожит —
может быть, солнце, а может, луна.
Может быть, с грустью, а может, с весельем,
может, Архангельском, может, Марселем
бродят новехонькие штурмана.

С ними в обнику официантки,
а под бровями, как лодки-ледянки,
ходят, покачиваясь, глаза.
Разве подскажут шалонника гулы,
надо ли им отстранять свои губы?
Может быть, надо, а может, нельзя.

Чайки над мачтами с криками вьются —
может быть, плачут, а может, смеются.
И у причала, прощаясь, моряк
женщину в губы целует протяжно:
«Как твое имя? » — «Это не важно... »
Может, и так, а быть может, не так.

Вот он восходит по трапу на шхуну:
«Я привезу тебе нерпичью шкуру! »
Ну, а забыл, что не знает — куда.
Женщина молча стоять остается.
Кто его знает - быть может, вернется,
может быть, нет, ну а может быть, да.

Чудится мне у причала невольно:
чайки — не чайки, волны — не волны,
он и она — не он и она:
все это — белых ночей переливы,
все это — только наплывы, наплывы,
может, бессоницы, может быть, сна.

Шхуна гудит напряженно, прощально.
Он уже больше не смотрит печально.
Вот он, отдельный, далекий, плывет,
смачно спуская соленые шутки
в может быть море, на может быть шхуне,
может быть, тот, а быть может, не тот.

И безымянно стоит у причала —
может, конец, а быть может, начало —
женщина в легоньком сером пальто,
медленно тая комочком тумана, —
может быть, Вера, а может, Тамара,
может быть, Зоя, а может, никто.. .
Е. Евтушенко

Еще одно огромное спасибо, Даниэль Кот!!! !

В Архангельской области была только на Соловецких островах, но" заезжала" на них из Кеми (Карелия) , это самое близкое расстояние по Белому морю. Но об островах написано уже в ответе Даниэль Кот.
Поэтому о них не буду.
В селе Веркола Пинежского района Архангельской области родился Федор Абрамов.
В 1958 году Ф. А. Абрамов опубликовал свой первый роман «Братья и сестры» («Нева») , повествующий о жизни крестьянской семьи в годы военного лихолетья в глухом архангельском селе Пекашино. За ним последовали романы «Две зимы и три лета» (1968) и «Пути-перепутья» (1973, «Новый мир») , составившие трилогию «Пряслины» (Государственная премия СССР, 1975) — полную драматизма хронику пекашинской жизни.

...
Целые поколения пекашинцев, ни зимой, ни летом не расставаясь с топором, вырубали, выжигали леса, делали расчистки, заводили скудные, песчаные да каменистые, пашни. И хоть эти пашни давно уже считаются освоенными, а их и поныне называют навинами. Таких навин, разделенных перелесками и ручьями, в Пекашине великое множество. И каждая из них сохраняет свое изначальное название. То по имени хозяина – Оськина навина, то по фамилии целого рода, или печища по-местному, некогда трудившегося сообща, – Иняхинcкие навины, то в память о прежнем властелине здешних мест – Медвежья зыбка. Но чаще всего за этими названиями встают горечь и обида работяги, обманувшегося в своих надеждах. Калинкина пустошь, Оленькина гарь, Евдохин камешник, Екимова плешь, Абрамкино притулье… Каких только названий нет!
От леса кормились, лесом обогревались, но лес же был и первый враг. Всю жизнь северный мужик прорубался к солнцу, к свету, а лес так и напирал на него: глушил поля и сенные покосы, обрушивался гибельными пожарами, пугал зверем и всякой нечистью.
...

Один из самых любимых писателей, книги которого я постоянно перечитываю, хотя почти наизусть знаю, это Борис Шергин, Родился он в Архангельске, не только писал об Архангельской земли, но и собирал северный поморский фольклор, в его рассказах, сказках сохранен поморский говор. А какой юмор! Недаром по его сказкам такие великолепные мультфильмы сделаны. Открыл мне его Юрий Коваль. Он по телевизору представлял давно мультфильм "Волшебное кольцо" и замечательно рассказывал о Борисе Шергине. А потом, прочитав и полюбив Шергина, стала читать Юрия Коваля. И он тоже занял место на моей "золотой книжной полке"(образно говоря) . Я Шергина не буду цитировать, не выбрать, все такое замечательное. Вот Юрий Коваль ему посвятил прекрасную вещь " Веселье сердечное":
...
На стене, над головой певца, висел корабль, вернее модель корабля. Ее
построил отец Бориса Викторовича -- архангельский помор, корабел, певец,
художник. И сам Борис Викторович был помор архангельский, корабел, певец и
художник, и только одним отличался он от отца: Борис Викторович Шергин был
русский писатель необыкновенной северной красоты, поморской силы. Истории,
которые рассказывает он в книгах, веселые и грустные, случались во времена
давние и совсем близкие, и на всех лежит печать какого-то величественного
спокойствия, вообще свойственного северным сказаниям.
...
А еще у меня есть коллекция Каргопольской глинянной игрушки. Вообще эти игрушки мне так нравятся, потому что они как-то с юмором сделаны. И они "сюжетные". Вот специально сфотографировала одну игрушку. Ну то, что "сюжет" у нее такой, разве не литературное событие?

Если допустить, что это Италия, повернутая на 180 град, то Овод, Ромео и Джульетта. В ответе сильно сомневаюсь.

Конечно, сразу определила Россию и Италию. Больше ничего определить не могу.
Но неловко получается. Как-будто пользуюсь интеллектуальной собственностью ЧАУ.
Так что в Италии только список известных мне писателей, которые вспомнились сразу (вне зачета!).
У. Эко
А. Моравиа
Данте
Д. Родари
Л. Пиранделло
Петрарка

В Архангельской губернии есть город Холмогоры. Не в дальнем расстоянии от него лежит Куростровская волость.
Около 1711 года у одной из красивейших изб этой волости сидел крестьянин средних лет. Он с любовью смотрел на ребенка, которого покачивал на коленях своих; и точно, ребенок был красавчик, темно-русые волосы кудрились вокруг беленького, румяного и полного личика; карие глаза его сверкали понятливостию и умом.
За избой, на самом берегу Северной Двины были развешены для просушки сети; две опрокинутые лодки, или чайки, как их называют тамошние рыбаки, лежали на чистом песке; мережи и сетки различных видов и размеров были расставлены в порядке. По этим подробностям легко можно догадаться, что хозяин этой избы занимался рыбной ловлей.
Из окна, под которым сидел рыбак, глядела на него с улыбкой крестьянка красивой и чрезвычайно приятной наружности.
— Смотри, хозяйка, — сказал рыбак жене своей, подняв ребенка, который протягивал пухленькие ручонки к матери, — смотри, какой у нас Миша будет молодец!
Мать молча обняла и поцаловала малютку.
— Он будет славный рыбак! — продолжал отец, — я его смолоду приучу к волнам и ветру; смолоду приучу его править парусами или веслом; поверь, жена, он будет у нас первый рыбак во всей волости!
— Кто знает, Василий! — отвечала жена вздохнув, — мы все под Богом! К чему его Господь поведет, тем ему и быть....

Вспомним и о петровских временах.

"Петра понесло в Архангельск. Опять в этот год приезжали голландские купцы Ван Лейден и Генрих Пельтенбург.. .
К весне нагружены были шесть кораблей. Ждали только, когда пройдут льды в Северном море. Неожиданно Лефорт (по просьбе голландцев) намекнул Петру, что хорошо бы прогуляться в Архангельск: взглянуть на настоящие морские суда.. .
Ехали лошадьми до Вологды, где за город навстречу вышло духовенство и купечество. Но Петр торопил, и в тот же день сели в семь карбасов и поплыли по Сухони до Устюга Великого, а оттуда Северною Двиною на Архангельск.
Впервые Петр видел такие просторы полноводных рек, такую мощь беспредельных лесов. Земля раздвигалась перед взором, - не было ей края. Хмурыми грядами плыли облака. Караваны птиц снимались перед карбасами. Суровые волны били в борта, полным ветром надувались паруса, скрипели мачты. В прибрежных монастырях звонили во сретенье. А из лесов, таясь за чащобами, недремлющие глаза раскольников следили за антихристовыми ладьями.. .
...Сегодня на рассвете подплыли к Архангельску. Почти все были на севере в первый раз. Стоя на палубах, глядели, как невиданная заря разливалась за слоистыми угрюмыми тучами.. . Поднялось небывалой величины солнце над темными краями лесов, лучи распались по небу, ударили в берег, в камни, в сосны. За поворотом Двины, куда, надрываясь на веслах, плыли карбасы, протянулось, будто крепость, с шестью башнями, раскатами и палисадом, длинное здание - иноземный двор. Внутри четырехугольника - крепкие амбары, чистенькие дома под черепичными кровлями, на валах - единороги и мортиры. Вдоль берега тянулись причальные стенки на сваях, деревянные набережные, навесы над горами тюков, мешков и бочек. Свертки канатов. Бунты пиленого леса. У стенок стояло десятка два океанских кораблей да втрое больше - на якорях, на реке. Лесом поднимались огромные мачты с паутиной снастей, покачивались высокие, украшенные резьбой кормовые части. Почти до воды висели полотнища флагов - голландских, английских, гамбургских. На просмоленных бортах с широкой белой полосой в откинутые люки высовывались пушки... "
(А. Н. Толстой "Петр Первый")

Жареный соловей не успел помешать счастью пролетевшему мимо...

Комплиментарное дополнение к ответу Надежды Антоновой)

Борис Шергин. Двинская земля

От Студеного океана на полдень развеличилося Белое море, наш светлый Гандвиг. В Белое море пала Архангельская Двина. Широка и державна, тихославная та река плывет с юга на полночь и под архангельской горой встречается с морем. Тут островами обильно: пески лежат, и леса стоят. Где берег возвыше, там люди наставились хоромами. А кругом вода. Куда сдумал ехать, везде лодку, а то и кораблик надо.

В летнюю пору, когда солнце светит в полночь и в полдень, жить у моря светло и любо. На островах расцветают прекрасные цветы, веет тонкий и душистый ветерок, и как бы дымок серебристый реет над травами и лугами. Приедем из города на карбасе. Кругом шиповник цветет, благоухает. Надышаться, наглядеться не можем. У воды на белых песках чайки ребят петь учат, а взводеньком выполаскивает на песок раковицы-разиньки.

Осенью на островах малина и смородина, а где мох, там обилие ягод красных и синих. Морошку, бруснику, голубель, чернику собираем натодельными грабельками: руками долго, и корзинами носим в карбаса. Ягод столько - не упомнишь земли под собой. От ягод тундры как коврами кумачовыми покрыты. И над водами и над островами хрустальное небо, беззакатное солнце!

Обильная Двинская страна! Богата рыбой и зверем и скотом и лесом умножена.

В летние месяцы, как время придет на полночь, солнце сядет на море, точно утка, а не закатится, только снимет с себя венец, и небо загорится жемчужным и облаками. И вся красота отобразится в водах. Тогда ветры перестанут и вода задумается. Настанет в море великая тишина. А солнце, смежив на минуту глаза, снова пойдет своим путем, которым ходит беспрестанно, без перемены.
Этого светлого летнего времени любим и хотим, как праздника ждем. С конца апреля и лампы не надо. В солнечные ночи и спим мало. Говорим: «Умрем, дак выспимся» , «Изо сна не шубу шить» .

С августа белые ночи меркнут. Вечерами сидим с огнем.

В декабре крепко ударят морозы. На ночь звезды, как свечи, загорят. Большая Медведица - во все небо. Слушайте, какое диво расскажу. В замороз к полночи начнет в синем бархате небесном пояском серебряным продергивать с запада до востока, а с севера заподымается как бы утренняя заря. И вдруг все погаснет. Опять из-за моря протянутся пальцы долги без меры и заходят по небу. Да заря займется ужасная, как бы пожарная. И опять все потухнет, и звезды видать… Сиянье же обновится. Временем встанет как стена, по сторонам столбы, и столбы начнут падать, а стена поклонится. А то будто голубая река протечет, постоит да свернется, как свиток.