Красивые слова мерси, благодарю, спасибо .За что говорили спасибо герои художественных произведений ?

Кок ухмыльнулся при таком проявлении нервозности. Он сунул мне в руку
дымящуюся кружку с какой-то бурдой и сказал:
-- Хлебните-ка, это пойдет вам на пользу! В кружке было отвратительное
пойло -- корабельный кофе, --но оно все же согрело и оживило меня.
Прихлебывая этот напиток, я рассматривал свою разодранную, окровавленную
грудь, а затем обратился к скандинаву.
-- Благодарю вас, мистер Ионсон, --сказал я. --Но не кажется ли вам,
что вы применили ко мне слишком уж героические меры?
Не знаю, почувствовал ли он упрек в моих словах, но, во всяком случае,
взгляд, который я бросил на свою грудь, был достаточно выразителен. В ответ
он молча показал мне свою ладонь. Это была необыкновенно мозолистая ладонь.
Я провел пальцами по ее роговым затвердениям, и у меня заныли зубы от
неприятного ощущения шероховатой поверхности.
-- Меня зовут Джонсон, а не Ионсон, --сказал он на правильном
английском языке, медленно, но почти без акцента.
В его бледно-голубых глазах я прочел кроткий протест; вместе с тем в
них была какая-то застенчивая прямота и мужественность, которые сразу
расположили меня к нему.
-- Благодарю вас, мистер Джонсон, --поспешил я исправить свою ошибку и
протянул ему руку.

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,

жил у моря, играл в рулетку,

обедал черт знает с кем во фраке.

С высоты ледника я озирал полмира,

трижды тонул, дважды бывал распорот.

Бросил страну, что меня вскормила.

Из забывших меня можно составить город.

Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,

надевал на себя что сызнова входит в моду,

сеял рожь, покрывал черной толью гумна

и не пил только сухую воду.

Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,

жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.

Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;

перешел на шепот. Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

Дорогой ты наш, бархатный, саржевый,
Ты не брезговай, Вова, одалживай!
Мол, сочтемся когда-нибудь дружбою,
Мол, пришлешь нам, что будет ненужное. -
Ну, если так, то гран-мерси, то гран-мерси,
А я за это вам - джерси. И вам - джерси.

Ф. М. Достоевский
"Идиот"

" ... -- Спасибо, князь, со мной так никто не говорил до сих пор, --проговорила Настасья Филипповна, --меня всё торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей. Слышали, Афанасий Иваныч? Как вам покажется всё, что князь говорил? Ведь почти что неприлично.. . Рогожин! Ты погоди уходить-то. Да ты и не уйдешь, я вижу. Может, я еще с тобой отправлюсь. Ты куда везти-то хотел?
-- В Екатерингоф, --отрапортовал из угла Лебедев, а Рогожин только вздрогнул и смотрел во все глаза, как бы не веря себе. Он совсем отупел, точно от ужасного удара по голове. -- Да что ты, что ты, матушка! Подлинно припадки находят; с ума, что ли, сошла? --вскинулась испуганная Дарья Алексеевна. -- А ты и впрямь думала? --хохоча вскочила с дивана Настасья Филипповна. --Этакого-то младенца сгубить? Да это Афанасию Иванычу в ту ж пору: это он младенцев любит! Едем, Рогожин! Готовь свою пачку! Ничего, что жениться хочешь, а деньги-то все-таки давай. Я за тебя-то еще и не пойду, может быть. Ты думал, как сам жениться хотел, так пачка у тебя и останется? Врешь! Я сама бесстыдница! Я Тоцкого наложницей была.. . Князь! тебе теперь надо Аглаю Епанчину, а не Настасью Филипповну, а то что -- Фердыщенко-то пальцами будет указывать! Ты не боишься, да я буду бояться, что тебя загубила да что потом попрекнешь! А что ты объявляешь, что я честь тебе сделаю, так про то Тоцкий знает. А Аглаю-то Епанчину ты, Ганечка, просмотрел: знал ли ты это? Не торговался бы ты с ней, она непременно бы за тебя вышла! Вот так-то вы все: или с бесчестными, или с честными женщинами знаться -- один выбор! А то непременно спутаешься.. . Ишь, генерал-то смотрит, рот раскрыл.. . -- Это содом, содом! --повторял генерал, вскидывая плечами. Он тоже встал с дивана; все опять были на ногах. Настасья Филипповна была как бы в исступлении, -- Неужели! --простонал князь, ломая руки. -- А ты думал, нет? Я, может быть, и сама гордая, нужды нет, что бесстыдница! Ты меня совершенством давеча называл; хорошо совершенство, что из одной похвальбы, что миллион и княжество растоптала, в трущобу идет! Ну, какая я тебе жена после этого? Афанасий Иваныч, а ведь миллион-то я и в самом деле в окно выбросила! Как же вы думали, что я за Ганечку да за ваши семьдесят пять тысяч за счастье выйти сочту? Семьдесят пять тысяч ты возьми себе, Афанасий Иваныч (и до ста-то не дошел, Рогожин перещеголял!) ; а Ганечку я утешу сама, мне мысль пришла. А теперь я гулять хочу, я ведь уличная! Я десять лет в тюрьме просидела, теперь мое счастье! Что же ты, Рогожин? Собирайся, едем!... "

Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе. . .
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами, -
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!

3 мая 1915 Марина Цветаева

...Желтков писал так:
" Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам. (...)
Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которую богу было угодно за что-то меня вознаградить. (...)
Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью. Дай бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу... "

!Да, господа судьи, я убил его!
Но напрасно медицинская экспертиза оставила мне лазейку, --я ею не воспользуюсь.
Я убил его в здравом уме и твердой памяти, убил сознательно, убежденно, холодно, без малейшего раскаяния, страха или колебания. Будь в вашей власти воскресить покойного -- я бы снова повторил мое преступление.
Он преследовал меня всегда и повсюду. Он принимал тысячи человеческих личин и даже не брезговал -- бесстыдник! --переодеваться женщиной. Он притворялся моим родственником, добрым другом, сослуживцем и хорошим знакомым.
Он гримировался во все возрасты, кроме детского (это ему не удавалось и выходило только смешно) . Он переполнил собою мою жизнь и отравил ее.
Всего ужаснее было то, что я заранее предвидел все его слова, жесты и поступки.
Встречаясь со мною, он всегда растопыривал руки и восклицал нараспев:
-- А-а! Ко-го я вижу! Сколько ле-ет.. . Ну? Как здоровье?
И тотчас же отвечал сам себе, хотя я его ни о чем не спрашивал:
-- Благодарю вас. Ничего себе. Понемножку. А читали в сегодняшнем
номере?.. .
Если он при этом замечал у меня флюс или ячмень, то уж ни за что не
пропустит случая заржать:
-- Что это вас, батенька, так перекосило? Нехоро-шо-о-о!
Он наперед знал, негодяй, что мне больно вовсе не от флюса, а от того, что до него еще пятьдесят идиотов предлагали мне тот же самый бессмысленный вопрос. Он жаждал моих душевных терзаний, палач"(..) А. Бунн, "Последнее слово".

"На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.
— Садитесь, Юлия Васильевна! Ну-с. . Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц. .
— По сорока. .
— Нет, по тридцати. . У меня записано. . Я всегда платил гувернанткам по тридцати. Ну-с, прожили вы два месяца. .
— Три праздника. . Долой, следовательно, двенадцать рублей. . Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда. . Двенадцать и семь — девятнадцать. Вычесть. . останется. . гм. . сорок один рубль. . Верно?
Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла, засморкалась, но — ни слова! .
— Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля. . Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок. . Долой десять. . Десятого января вы взяли у меня десять рублей. .
— Я раз только брала, — сказала она дрожащим голосом. — Я у вашей супруги взяла три рубля. . Больше не брала. .
— Да? Ишь ведь, а у меня и не записано! Долой из четырнадцати три, останется одиннадцать. . Вот вам ваши деньги, милейшая! Три. . три, три. . один и один. . Получите-с! И я подал ей одиннадцать рублей. .
Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.
— Merci, — прошептала она.
Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.
— За что же merci? — спросил я.
— За деньги. .
— Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! За что же merci?— В других местах мне и вовсе не давали. .
— Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам. . Я отдам вам все ваши восемьдесят! . Разве можно быть такой размазней? .
Она робко замерсикала и вышла. . "
Чехов. "Размазня"

Когда-нибудь ты убедишься, что недостаточно солгать в анкете (если вообще возможно солгать) , надо суметь в жизни перед окружающими поставить себя так, чтобы никто на службе или в учебном заведении не смог заподозрить в тебе дворянку. Вот я заметил, что ты всякий раз отвечаешь «мерси» вместо «спасибо» и при этом очаровательно грассируешь, обнаруживая идеальный парижский выговор. Будь уверена, что одним этим словом ты можешь предубедить против себя всю окружающую тебя среду.