«И кому нужно вечное тепло? Кому нужен вечный аромат? »
Каков, на ваш взгляд, ответ на этот вопрос?
Литература
Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 9.
ПЕСЕНКА КАВАЛЕРГАРДА
Кавалергарды, век недолог,
и потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
и где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
но командир уже в седле. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Течет шампанское рекою,
и взгляд туманится слегка,
и все как будто под рукою,
и все как будто на века.
Но как ни сладок мир подлунный -
лежит тревога на челе. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Напрасно мирные забавы
продлить пытаетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
покуда кровь не пролилась. . .
Крест деревянный иль чугунный
назначен нам в грядущей мгле. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Кавалергарды, век недолог,
и потому так сладок он.
Поет труба, откинут полог,
и где-то слышен сабель звон.
Еще рокочет голос струнный,
но командир уже в седле. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Течет шампанское рекою,
и взгляд туманится слегка,
и все как будто под рукою,
и все как будто на века.
Но как ни сладок мир подлунный -
лежит тревога на челе. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Напрасно мирные забавы
продлить пытаетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
покуда кровь не пролилась. . .
Крест деревянный иль чугунный
назначен нам в грядущей мгле. . .
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!
Вадим Шефнер МИЛЛИОН В ПОТЕ ЛИЦА
...
Они выходят в поле. Слева виднеется несколько домов, справа, за валом, течет в залив речка Смоленка. Уже солнечно и тепло, тучи ушли, трава высохла, листья на кустах уже не блестят. Тропинка идет теперь через старые мусорные холмы. Когда-то здесь была свалка, но она давно поросла травой, желтыми лютиками, диким цикорием. Сюда давно ничего не свозят. Все, что можно есть, люди теперь съедают сами; все, что можно сжечь, сжигают в печках-буржуйках; все, что можно надеть на тело, носят на себе, ничего не оставляя свалке. Тропинка приводит Костю и Нюту в зеленую низину, где речка разделилась на мелкие затоны, рукава и рукавчики с теплой, лениво текущей водой. Здесь уже много купающихся ребят, здесь шумно. Минуя купальщиков, Костя и Нюта выходят на самый берег залива, на мысок, где стоит створный знак. Когда-то какой-то богатый чудак выстроил здесь дачу – на болоте, у самой воды. Дача сгорела. Ho остался фундамент, сложенный из больших камней.
Камни уже нагреты солнцем. Костя и Нюта садятся на фундамент лицом к морю. По заливу идет мелкая зыбь, фарватерные бакены весело, беззаботно раскачиваются, каждый на свой лад. Две чайки летят над заливом в патрульном полете – прямо, строго по прямой. Финская лайба под серым парусом клюет носом волну. Мористее виден черный транспорт, дымящий обеими трубами. Правее его, чуть ближе к Лахте, что-то небольшое плывет, покачивается; то скроется, то снова вынырнет. Может быть, это какое-нибудь бревно, сосновая чурка. А быть может, это стальной бочонок. В нем – стальная дощечка, и на ней два имени. Они всегда будут рядом – вечно, вечно, вечно.
Волны, набегая на плоский, топкий берег, подтверждают:
– Вечно, вечно, вечно!
...
...
Они выходят в поле. Слева виднеется несколько домов, справа, за валом, течет в залив речка Смоленка. Уже солнечно и тепло, тучи ушли, трава высохла, листья на кустах уже не блестят. Тропинка идет теперь через старые мусорные холмы. Когда-то здесь была свалка, но она давно поросла травой, желтыми лютиками, диким цикорием. Сюда давно ничего не свозят. Все, что можно есть, люди теперь съедают сами; все, что можно сжечь, сжигают в печках-буржуйках; все, что можно надеть на тело, носят на себе, ничего не оставляя свалке. Тропинка приводит Костю и Нюту в зеленую низину, где речка разделилась на мелкие затоны, рукава и рукавчики с теплой, лениво текущей водой. Здесь уже много купающихся ребят, здесь шумно. Минуя купальщиков, Костя и Нюта выходят на самый берег залива, на мысок, где стоит створный знак. Когда-то какой-то богатый чудак выстроил здесь дачу – на болоте, у самой воды. Дача сгорела. Ho остался фундамент, сложенный из больших камней.
Камни уже нагреты солнцем. Костя и Нюта садятся на фундамент лицом к морю. По заливу идет мелкая зыбь, фарватерные бакены весело, беззаботно раскачиваются, каждый на свой лад. Две чайки летят над заливом в патрульном полете – прямо, строго по прямой. Финская лайба под серым парусом клюет носом волну. Мористее виден черный транспорт, дымящий обеими трубами. Правее его, чуть ближе к Лахте, что-то небольшое плывет, покачивается; то скроется, то снова вынырнет. Может быть, это какое-нибудь бревно, сосновая чурка. А быть может, это стальной бочонок. В нем – стальная дощечка, и на ней два имени. Они всегда будут рядом – вечно, вечно, вечно.
Волны, набегая на плоский, топкий берег, подтверждают:
– Вечно, вечно, вечно!
...
Цветок.. . И ещё цветок.. .
Так распускается слива,
Так пробивается тепло.
Так распускается слива,
Так пробивается тепло.
Исса
Наша жизнь - росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь - и все же...
Наша жизнь - росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь - и все же...
Мне не нужна вечная игла для примуса, я не собираюсь жить вечно.
Татьяна Шарова
ЗдОрово!!!
Вечная любовь - верны мы были ей
Но время - зло для памяти моей
Чем больше дней
Глубже рана в ней
Все слова любви в измученных сердцах
Слились в одно преданье без конца
Как поцелуй
И всё тянется давно
Я уйти не мог прощаясь навсегда
Но видит Бог, надеюсь, жду когда
Увижу вновь эту мою любовь
И дам я клятву вновь
Вечная любовь вся выпита до дна
И путь один сквозь ад ведет она
Минуя мрак и туман, туман, обман
Вечная любовь - верны мы были ей
Но время - зло для памяти моей
Чем больше дней
Глубже рана в ней
Все слова любви - безумный крик сердец
Слова твои и слёзы наконец
Приют для всех
Уже прожитых утех
Зорька рассветёт и в сумраке ночном
Умрёт, уйдёт, но оживёт потом
И всё вернёт блаженный летний зной
Извечный летний зной
Вечная любовь, живут чтобы любить
До слепоты и до последних дней
Одна лишь ты, жить любя
Одну тебя навсегда
Но время - зло для памяти моей
Чем больше дней
Глубже рана в ней
Все слова любви в измученных сердцах
Слились в одно преданье без конца
Как поцелуй
И всё тянется давно
Я уйти не мог прощаясь навсегда
Но видит Бог, надеюсь, жду когда
Увижу вновь эту мою любовь
И дам я клятву вновь
Вечная любовь вся выпита до дна
И путь один сквозь ад ведет она
Минуя мрак и туман, туман, обман
Вечная любовь - верны мы были ей
Но время - зло для памяти моей
Чем больше дней
Глубже рана в ней
Все слова любви - безумный крик сердец
Слова твои и слёзы наконец
Приют для всех
Уже прожитых утех
Зорька рассветёт и в сумраке ночном
Умрёт, уйдёт, но оживёт потом
И всё вернёт блаженный летний зной
Извечный летний зной
Вечная любовь, живут чтобы любить
До слепоты и до последних дней
Одна лишь ты, жить любя
Одну тебя навсегда
***
Некоторых солнце так нежно и богато пригревает, что им совершенно делается безразлично, что направо идти, что налево, — завести общество в болото, что вывести на удобную дорожку, — лишь бы светило любящее их солнце. Они сбиваются с дороги, попадают ногами в лужи, забывают качку предательского лесного болота. Им везде слишком хорошо, чтобы замечать дорогу. Вместо того, чтобы им завидовать, над ними смеются, и на них страшно сердятся. А солнце всё ласкает, ласкает дорогого разиню, пока он бредёт, за всё задевая, теряя калоши или парусинные туфли, с карманом, вывороченным на манер ослиного уха, и мурлычет себе под нос от счастья мечтать среди всеобщего возрастающего негодования.
***
Застенчивый юноша любил цветы. Они в невинном удивлении вытягивались из земли, и лицо каждого было невозвратимо, и горем, большою жестокостью было бы обмануть доверчивого; радость каждой белой звёздочки, каждой хрупкой чашечки, раскрытой сердцевины. Но руки большие и кроткие умели прикасаться с такой чуткостью сострадания и предвиденьем неиспытанного, что в этом царстве беззащитности никто не боялся тихих шагов приближающегося большого непонятного создания.
***
А тёплыми словами потому касаюсь жизни, что как же иначе касаться раненого? Мне кажется, всем существам так холодно, так холодно. (Елена Гуро)
"Мне будет тепло, - подумал Козлик, - если я надену курточку".
И он надел курточку.
"Мне будет тепло, потому что на мне курточка! Но курточке. . -подумал Козлик, - но курточке будет холодно! " И он надел на курточку кофточку.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло! Но кофточке. . но кофточке будет холодно! " - подумал Козлик. И он надел на кофточку кацавеечку.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло! Но кацавеечке. . А. . но кацавеечке будет холодно! " - подумал Козлик. И надел на кацавеечку шубу.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло, кацавеечке будет тепло! Но шубе. . но шубе будет холодно! " - подумал Козлик. И накинул на шубу одеяло.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло, кацавеечке будет тепло, шубе будет тепло! Но одеялу. . но ватному одеялу, бедному теплому ватному одеялу! " - закряхтел Козлик, и упал на пол, и никуда-никуда-никуда не пошел. ( Эмма Мошковская "Жил-был на свете серенький козлик")
Некоторых солнце так нежно и богато пригревает, что им совершенно делается безразлично, что направо идти, что налево, — завести общество в болото, что вывести на удобную дорожку, — лишь бы светило любящее их солнце. Они сбиваются с дороги, попадают ногами в лужи, забывают качку предательского лесного болота. Им везде слишком хорошо, чтобы замечать дорогу. Вместо того, чтобы им завидовать, над ними смеются, и на них страшно сердятся. А солнце всё ласкает, ласкает дорогого разиню, пока он бредёт, за всё задевая, теряя калоши или парусинные туфли, с карманом, вывороченным на манер ослиного уха, и мурлычет себе под нос от счастья мечтать среди всеобщего возрастающего негодования.
***
Застенчивый юноша любил цветы. Они в невинном удивлении вытягивались из земли, и лицо каждого было невозвратимо, и горем, большою жестокостью было бы обмануть доверчивого; радость каждой белой звёздочки, каждой хрупкой чашечки, раскрытой сердцевины. Но руки большие и кроткие умели прикасаться с такой чуткостью сострадания и предвиденьем неиспытанного, что в этом царстве беззащитности никто не боялся тихих шагов приближающегося большого непонятного создания.
***
А тёплыми словами потому касаюсь жизни, что как же иначе касаться раненого? Мне кажется, всем существам так холодно, так холодно. (Елена Гуро)
"Мне будет тепло, - подумал Козлик, - если я надену курточку".
И он надел курточку.
"Мне будет тепло, потому что на мне курточка! Но курточке. . -подумал Козлик, - но курточке будет холодно! " И он надел на курточку кофточку.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло! Но кофточке. . но кофточке будет холодно! " - подумал Козлик. И он надел на кофточку кацавеечку.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло! Но кацавеечке. . А. . но кацавеечке будет холодно! " - подумал Козлик. И надел на кацавеечку шубу.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло, кацавеечке будет тепло! Но шубе. . но шубе будет холодно! " - подумал Козлик. И накинул на шубу одеяло.
"Мне будет тепло, курточке будет тепло, кофточке будет тепло, кацавеечке будет тепло, шубе будет тепло! Но одеялу. . но ватному одеялу, бедному теплому ватному одеялу! " - закряхтел Козлик, и упал на пол, и никуда-никуда-никуда не пошел. ( Эмма Мошковская "Жил-был на свете серенький козлик")
Я всегда считал райский сад местом для людей. Для людей, которые были добрыми и хорошими, но это не так. Господь слишком милостив и милосерден, чтобы принимать такие решения. Рай - это место для тех, кто был не способен стать по-настоящему счастливым на Земле.. . Те, кто дейсвительно не пригоден для этого мира, находят свою дорогу сюда.
Похожие вопросы
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина».
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 2.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 3.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 4.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 5.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 6.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 7.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 8.
- Игра в бисер. Вопросы из «Вина» 10.
- Игра в бисер. Вопрос лауреата премии «Поэт» 2006.
http://www.youtube.com/watch?v=naXcMmrWgnM