Что в литературе написано про "обузу", как описано и в каких произведениях ??? Пожалуйста примеры !

Анна Ахматова

Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу» ,
Говорят: «Божественный лепет... »
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.

Антон Павлович Чехов "Анна на шее".
В поезде Модест Алексеич, улыбаясь, припоминает один случай: «Когда
Косоротов получил орден св. Анны второй степени и пришёл благодарить,
то Его сиятельство выразился так: „Значит, у вас теперь три Анны: одна
в петлице, две на шее“. В то время к Косоротову только что вернулась его
жена, особа сварливая и легкомысленная, которую звали Анной. Надеюсь,
что когда я получу Анну второй степени, то его сиятельство не будет
иметь повода сказать мне то же самое».

Читал два английских рассказа, названия и автора первого не помню, а второй - "Сомерсет Моэм. Муравей и кузнечик" ("Somerset Maugham. The Ant And The Grasshopper"; у Лефонтена было так, но Крылов заменил кузнечик на стрекозу) . В обоих "обузой" выступает младший брат. Второй можете отыскать в Инете, а краткое содержание первого таково. Подросток, скажем, 15 лет, с 3-4-хлетним младшим братом на руках спускается со второго этажа дома по не очень удобной лестнице и падает. Всё, в общем, кончается благополучно, но после этого как-только плачет малыш, родители упрекают юношу: мол, это ты изувечил его. И это впадает малышу в сознание. Годы идут, родители умирают, а младший брат, уже молодой человек, страдает какой-то странной болезнью: как-только нужно бывает взяться за какое-либо серьёзное дело, у него начинаются страшные головные боли. . Старший брат женит его, у него рождается сын. Живут они в прежнем доме. Однажды братья собираются спускаться со второго этажа, младенец в руках у отца. Отец говорит сыну ласково: "Так иди, деточка, к дяде - пускай он спустит тебя". "Ни в коем случае! ", восклицает дядя. "Лучше сдохну! "

Я скачу, но я скачу иначе,
По полям, по лужам, по росе.. .
Говорят: он иноходью скачет.
Это значит иначе, чем все.

Но наездник мой всегда на мне, -
Стременами лупит мне под дых.
Я согласен бегать в табуне,
Но не под седлом и без узды!

Если не свободен нож от ножен,
Он опасен меньше, чем игла.
Вот и я осёдлан и стреножен.
Рот мой разрывают удила.

Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне,
Но не под седлом и без узды!

Мне сегодня предстоит бороться.
Скачки! Я сегодня - фаворит.
Знаю - ставят все на иноходца,
Но не я - жокей на мне хрипит!

Он вонзает шпоры в рёбра мне,
Зубоскалят первые ряды.
Я согласен бегать в табуне,
Но не под седлом и без узды.

Пляшут, пляшут скакуны на старте,
Друг на друга злобу затая,
В исступленье, в бешенстве, в азарте,
И роняют пену, как и я.

Мой наездник у трибун в цене, -
Крупный мастер верховой езды.
Ох, как я бы бегал в табуне,
Но не под седлом и без узды.

Нет! Не будут золотыми горы!
Я последним цель пересеку.
Я ему припомню эти шпоры,
Засбою, отстану на скаку.

Колокол! Жокей мой на коне,
Он смеётся в предвкушенье мзды.
Ох, как я бы бегал в табуне,
Но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею -
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею,
Я придти не первым не могу!

Что же делать? Остаётся мне
Вышвырнуть жокея моего
И скакать, как будто в табуне,
Под седлом, в узде, но без него!

Я пришёл, а он в хвосте плетётся,
По камням, по лужам, по росе.
Я впервые не был иноходцем,
Я стремился выиграть, как все!

"Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырех лет и вишу".

И, приветливо улыбаясь и стыдливо запахивая одеждою грудь,
поросшую курчавыми рыжими волосами, Иуда вступил в круг играющих. И так как всем было очень весело, то встретили его с радостью и громкими шутками, и даже Иоанн снисходительно улыбнулся, когда Иуда, кряхтя и притворно охая, взялся за огромный камень. Но вот он легко поднял его и бросил, и слепой, широко открытый глаз его, покачнувшись, неподвижно уставился на Петра, а другой, лукавый и веселый, налился тихим смехом.
- Нет, ты еще брось! - сказал Петр обиженно. И вот один
за другим поднимали они и бросали гигантские камни, и, удивляясь, смотрели на них ученики. Петр бросал большой камень, - Иуда еще больше.
Петр, хмурый и сосредоточенный, гневно ворочал обломок
скалы, шатаясь, поднимал его и ронял вниз, - Иуда, продолжая улыбаться,
отыскивал глазом еще больший обломок, ласково впивался в него длинными
пальцами, облипал его, качался вместе с ним и, бледнея, посылал его в пропасть. Бросив свой камень, Петр откидывался назад и так следил за его падением, - Иуда же наклонялся вперед, выгибался и простирал длинные шевелящиеся руки, точно сам хотел улететь за камнем. Наконец оба они, сперва Петр, потом Иуда, схватились за старый, седой камень - и не могли его поднять, ни тот, ни другой. Весь красный, Петр решительно подошел к Иисусу и громко сказал:
- Господи! Я не хочу, чтобы Иуда был сильнее меня. Помоги мне поднять тот камень и бросить. И тихо ответил ему что-то Иисус. Петр недовольно пожал широкими плечами, но ничего не осмелился возразить и вернулся назад со словами:
- Он сказал: а кто поможет Искариоту?