Задумался, а не ПОЙТИ ЛИ
мне дальше.
Сразу же вспомнил Ивана
Вихрова из «Русского леса» :
«И правда, она выглядела
несколько загадочной, эта бродяжная прихоть, казалось бы, изголодавшегося в
ссылке и внешне рассудительного человека, чего ради отвергнувшего все соблазны
столичного бытия? Полупешком и впроголодь пускаться в тысячеверстную прогулку,
чтоб вникнуть в незамысловатые повести исподней русской жизни, — слезать
на полустанках поглуше и брести невесть куда до встречного шляха, дорожной
ветки, малосудоходной речушки.. . и снова тащиться с паломниками в дальнюю
обитель, трястись зайцем на товарной платформе, плыть матросом на камском
буксире, пока не пожелается исчезнуть для других, столь же сомнительных
предприятий, — под руководством одноглазого столетнего старчища изучить
сидку дегтя где-то на Припяти или послушать, как осипшими от царевой водки,
гусиными голосами тянут песнь про своего героя астраханские амбалы: Волга
любит, чтоб на ней пели о Стеньке.. . И всю дорогу всматривался в ненаглядные
морщинки материнского лица — с нежностью и оттенком той неизменной грусти, без
которой не бывает ни большой любви, ни, пожалуй, душевного здоровья.. . И, сам
мужик, дивился нераскрытому богатству её пространства, выносливости её мужчин,
строгой осанке женщин и по прошлому старался угадать будущее своего племени,
взращенного на чёрном хлебе и снятом молочке… »
Стоит ли? Боюсь ошибиться. Пожалуйста, помогите узнать, что чувствовали
странники, идущие пешком.
Странники в литературе. Что
они чувствовали?
Литература
Игра в бисер. Новости 10.
ТЭФФИ ВОЛЯ
Безграничный горизонт. Идет некто без пути, без дороги, шагает, под ноги не смотрит. Без шапки. Ветер треплет ему волосы, сдувает на глаза — на глаза, потому что для таких он всегда попутный. Летит мимо птица, широко развела крылья, и он, человек этот, машет ей обеими руками, кричит ей вслед дико, вольно и смеется.
...
Мы, русские, дети старой России, рождались с этим чувством воли. Крестьянские дети, дети богатых буржуазных семей и интеллигентной среды, независимо от жизни и воспитания, понимали и чувствовали призыв воли.
...
И не всем, покинувшим свой дом, жилось в этом доме плохо. Так что причина лежит не здесь.
В чем же она? Любовь к путешествиям, что ли? Купите такому бродяге билет, отправьте его с деньгами и комфортом в чудесное русское место, на Кавказ, в Крым, так он выпрыгнет из вагона где-нибудь в Курске, деньги пропьет и пойдет пешком в Архангельск. Зачем? — Да там, говорят, деготь дешево продают. — А на что тебе деготь? — Да, так, к слову пришлось. Дело не в дегте, а в том, что надо идти. Идти, куда глаза глядят. Вот она, цель русской души. Куда глаза глядят. Как в сказке — пойди туда, не знаю куда. И ходят-ходят по всей России, по дорогам, по тропочкам, прямо по целине, вдоль, поперек, старые, молодые. Поймают такого, вернут на родину — он опять уйдет. Их у нас на севере называли «Спиридоны-Повороты» . Шагает такой Спиридон-Поворот по дороге, на голове самая неожиданная шляпа-ермолка, скуфейка, панама без верха, одна тулья, шапокляк. Все, что угодно, вплоть до бабьей косынки. Ноги босые, в опорках, за спиной котомка или узел, на поясе, сбоку, жестяной чайник. Идет, словно его наняли, а и сам не знает, куда и зачем. И какого только народа нет среди них. И беглые монахи, и купеческие сынки, и поповичи. Помню, жил в Новгородской губернии старый исправник. Было у него, как полагается в сказках, три сына.
...
Старший, веселый, здоровый малый, кончил училище, был произведен в офицеры, приехал на побывку домой, ..
Как-то утром нашли в его комнате мундир с сапогами, а самого его не нашли. Куда ушел, в чем ушел — ничего не известно. Через несколько месяцев вернулся. Не совсем. Только заглянул, и в таком виде, что лучше бы и не заглядывал, — пьяный, рваный, веселый и даже восторженный. ... На все убеждения нес в ответ какую-то околесину про то, что птицы на рассвете Богу молятся и что папоротник понимать надо. С тем и ушел.
...
До последнего дня были в России странники. Ходили по монастырям, и не всегда вело их религиозное чувство. Все дело было в том, чтобы идти. Их «тянет» , как тянет весной перелетных птиц. Тяга. Непонятная сила. Мы, русские, не так оторваны от природы, как европейцы, культура лежит на нас легким слоем, и природе пробиться через этот слой проще и легче.
... Я помню, как мой двоюродный брат, пятнадцатилетний кадет,... два раза убегал из корпуса, пробирался далеко в северные леса и, когда его разыскивали и возвращали домой, он сам не мог объяснить своего поступка.
... — Почему ты ушел? — спрашивали мы. Он застенчиво улыбался. — Сам не знаю. Так. Потянуло. Потом, будучи уже взрослым, он вспоминал об этой полосе своей жизни с каким-то умиленным удивлением. Он не мог объяснить и сам не понимал, что за сила тянула его и уводила.
.... Та, настоящая жизнь была, как сон. А эта, «чудесная» , стала жизнью реальной. И даже страшно, как мог столько лет — целых пятнадцать! — жить так неестественно, тяжело и скучно. ... — Бредешь без дороги по глухому лесу. Только сосны да небо — один в целом свете. И вдруг заорешь диким голосом изо всех сил, изойдешь в этом крике такой первобытной радостью, что потом долго только дрожишь и смеешься. ...
Безграничный горизонт. Идет некто без пути, без дороги, шагает, под ноги не смотрит. Без шапки. Ветер треплет ему волосы, сдувает на глаза — на глаза, потому что для таких он всегда попутный. Летит мимо птица, широко развела крылья, и он, человек этот, машет ей обеими руками, кричит ей вслед дико, вольно и смеется.
...
Мы, русские, дети старой России, рождались с этим чувством воли. Крестьянские дети, дети богатых буржуазных семей и интеллигентной среды, независимо от жизни и воспитания, понимали и чувствовали призыв воли.
...
И не всем, покинувшим свой дом, жилось в этом доме плохо. Так что причина лежит не здесь.
В чем же она? Любовь к путешествиям, что ли? Купите такому бродяге билет, отправьте его с деньгами и комфортом в чудесное русское место, на Кавказ, в Крым, так он выпрыгнет из вагона где-нибудь в Курске, деньги пропьет и пойдет пешком в Архангельск. Зачем? — Да там, говорят, деготь дешево продают. — А на что тебе деготь? — Да, так, к слову пришлось. Дело не в дегте, а в том, что надо идти. Идти, куда глаза глядят. Вот она, цель русской души. Куда глаза глядят. Как в сказке — пойди туда, не знаю куда. И ходят-ходят по всей России, по дорогам, по тропочкам, прямо по целине, вдоль, поперек, старые, молодые. Поймают такого, вернут на родину — он опять уйдет. Их у нас на севере называли «Спиридоны-Повороты» . Шагает такой Спиридон-Поворот по дороге, на голове самая неожиданная шляпа-ермолка, скуфейка, панама без верха, одна тулья, шапокляк. Все, что угодно, вплоть до бабьей косынки. Ноги босые, в опорках, за спиной котомка или узел, на поясе, сбоку, жестяной чайник. Идет, словно его наняли, а и сам не знает, куда и зачем. И какого только народа нет среди них. И беглые монахи, и купеческие сынки, и поповичи. Помню, жил в Новгородской губернии старый исправник. Было у него, как полагается в сказках, три сына.
...
Старший, веселый, здоровый малый, кончил училище, был произведен в офицеры, приехал на побывку домой, ..
Как-то утром нашли в его комнате мундир с сапогами, а самого его не нашли. Куда ушел, в чем ушел — ничего не известно. Через несколько месяцев вернулся. Не совсем. Только заглянул, и в таком виде, что лучше бы и не заглядывал, — пьяный, рваный, веселый и даже восторженный. ... На все убеждения нес в ответ какую-то околесину про то, что птицы на рассвете Богу молятся и что папоротник понимать надо. С тем и ушел.
...
До последнего дня были в России странники. Ходили по монастырям, и не всегда вело их религиозное чувство. Все дело было в том, чтобы идти. Их «тянет» , как тянет весной перелетных птиц. Тяга. Непонятная сила. Мы, русские, не так оторваны от природы, как европейцы, культура лежит на нас легким слоем, и природе пробиться через этот слой проще и легче.
... Я помню, как мой двоюродный брат, пятнадцатилетний кадет,... два раза убегал из корпуса, пробирался далеко в северные леса и, когда его разыскивали и возвращали домой, он сам не мог объяснить своего поступка.
... — Почему ты ушел? — спрашивали мы. Он застенчиво улыбался. — Сам не знаю. Так. Потянуло. Потом, будучи уже взрослым, он вспоминал об этой полосе своей жизни с каким-то умиленным удивлением. Он не мог объяснить и сам не понимал, что за сила тянула его и уводила.
.... Та, настоящая жизнь была, как сон. А эта, «чудесная» , стала жизнью реальной. И даже страшно, как мог столько лет — целых пятнадцать! — жить так неестественно, тяжело и скучно. ... — Бредешь без дороги по глухому лесу. Только сосны да небо — один в целом свете. И вдруг заорешь диким голосом изо всех сил, изойдешь в этом крике такой первобытной радостью, что потом долго только дрожишь и смеешься. ...
Артем Перменев
Как здОрово!
"...– Я плавала на арабской рыбачьей лодке! – гордо и спокойно проговорила она.
– Что-что? ! – Он засмеялся и ткнулся носом ей в ухо.
– Я работала евреем на арабской лодке в Газе, – повторила она серьезно. – Давно, когда еще Газу контролировали израильтяне.
Он умолк и глянул сбоку в ее профиль: Айя старательно ровно держала штурвал, старательно прямо смотрела перед собой. При этом совсем не была напряжена. А то, что она не способна ничего выдумать, уже было ясно.
– Не понял, – сказал он. Хотя, конечно, знал: в те времена пограничный израильский патруль действительно не выпускал в море арабскую лодку без еврея, так что многие арабские рыбаки нанимали искателей приключений, безработных репатриантов и туристов на период лова. Это она ему в точности и растолковала. Довольно выгодно: день работы – сто шекелей, да еще рыбы немного. – Вот как. Значит, ты и там успела побывать, – небрежным, почти безразличным тоном заметил он.
Она потерлась бритым затылком о его щеку и сказала:
– Ага… Я же тебе рассказывала о Михальке. Она родом из кибуца на севере Израиля. Мы с ней в Бразилии встретились, она там после армии гуляла, и так подружились, что потом уже всюду были не разлей вода. И когда она к себе умотала, я скучала, скучала по ней… Потом взяла билет и прилетела! Свалилась на голову. Думала, дней на пять, а прожила там полгода.
– Почему? – спросил он нейтральным тоном.
Она помолчала. Пожала плечами:
– Да просто! Просто там хорошо… Очень мое место, особенно Галилея. Немного похоже на Алма-Ату, тоже горы кругом… Короче, сначала я работала в кибуце у Михаль, на птичнике, потом перекочевала в один сельскохозяйственный кооператив под Ашкелоном – собирала там виноград, укладывала в ящики… "
Д. Рубина "Русская канарейка. Голос"
Молвил дождику закапать,
Завернулась пыль.
Подвязал дорожный лапоть,
Прицепил костыль.
И по этой по дороге
Закатился вдаль,
Окрестив худые ноги,
Схоронив печаль.
С. Городецкий
– Что-что? ! – Он засмеялся и ткнулся носом ей в ухо.
– Я работала евреем на арабской лодке в Газе, – повторила она серьезно. – Давно, когда еще Газу контролировали израильтяне.
Он умолк и глянул сбоку в ее профиль: Айя старательно ровно держала штурвал, старательно прямо смотрела перед собой. При этом совсем не была напряжена. А то, что она не способна ничего выдумать, уже было ясно.
– Не понял, – сказал он. Хотя, конечно, знал: в те времена пограничный израильский патруль действительно не выпускал в море арабскую лодку без еврея, так что многие арабские рыбаки нанимали искателей приключений, безработных репатриантов и туристов на период лова. Это она ему в точности и растолковала. Довольно выгодно: день работы – сто шекелей, да еще рыбы немного. – Вот как. Значит, ты и там успела побывать, – небрежным, почти безразличным тоном заметил он.
Она потерлась бритым затылком о его щеку и сказала:
– Ага… Я же тебе рассказывала о Михальке. Она родом из кибуца на севере Израиля. Мы с ней в Бразилии встретились, она там после армии гуляла, и так подружились, что потом уже всюду были не разлей вода. И когда она к себе умотала, я скучала, скучала по ней… Потом взяла билет и прилетела! Свалилась на голову. Думала, дней на пять, а прожила там полгода.
– Почему? – спросил он нейтральным тоном.
Она помолчала. Пожала плечами:
– Да просто! Просто там хорошо… Очень мое место, особенно Галилея. Немного похоже на Алма-Ату, тоже горы кругом… Короче, сначала я работала в кибуце у Михаль, на птичнике, потом перекочевала в один сельскохозяйственный кооператив под Ашкелоном – собирала там виноград, укладывала в ящики… "
Д. Рубина "Русская канарейка. Голос"
Молвил дождику закапать,
Завернулась пыль.
Подвязал дорожный лапоть,
Прицепил костыль.
И по этой по дороге
Закатился вдаль,
Окрестив худые ноги,
Схоронив печаль.
С. Городецкий
Елена Орел
85 458
...Когда ранним утром Поль Гнедых вступил на улицы фермы «Волга-Единорог» , люди подолгу глядели ему вслед. Поль был нарочито небрит и бос. На плече он нес суковатую дубину, на конце которой болтались связанные бечевкой пыльные ботинки. Возле решетчатой башни микропогодной установки за Полем увязался кибердворник. За ажурной изгородью одного из домиков раздался многоголосый смех, и хорошенькая девушка, стоявшая на крыльце с полотенцем в руках, осведомилась на всю улицу: «От святых мест бредете, странничек? » Сейчас же с другой стороны улицы послышался вопрос: «А нет ли опиума для народа? » Затея удавалась на славу. Поль приосанился и громко запел: Не страшны мне, молодцу,
Ни стужа, ни мороз.
Я ботиночки
На палочке
В бумажечке
В корзиночке
За тысячу кил`ометров
Протоптанной тропиночкой
К сапожничку
В починочку
Тирьям-пам-пам
Понес!
В изумленной тишине раздался испуганный голос: «Что это он? » Тогда Поль остановился, отпихнул ногой кибера и спросил в пространство:
– Не знает ли кто, где здесь найти Александра Костылина?
Несколько голосов вперебой объяснили, что Саша сейчас, скорее всего, в лаборатории, во-он в том здании.
– Ошую, – добавил одинокий голос после короткой паузы.
....
Костылин схватил Поля за плечи и с расстояния вытянутой руки принялся его осматривать.
– Ну ничуть не вырос! – сказал он нежно. – Корма у вас там плохие, что ли?. . Постой-ка.. . – Он озабоченно нахмурился: – У тебя что, птерокар сломался? Что это за вид?
Поль довольно ухмыльнулся.
– Нет, – сказал он. – Я играю в странника. Я иду от самой Большой Дороги.
– Ого! – На лице Костылина изобразилось привычное уважение. – Триста километров! И как?
– Отлично, – сказал Поль. – Только вот ванну бы. И переодеться....
Ни стужа, ни мороз.
Я ботиночки
На палочке
В бумажечке
В корзиночке
За тысячу кил`ометров
Протоптанной тропиночкой
К сапожничку
В починочку
Тирьям-пам-пам
Понес!
В изумленной тишине раздался испуганный голос: «Что это он? » Тогда Поль остановился, отпихнул ногой кибера и спросил в пространство:
– Не знает ли кто, где здесь найти Александра Костылина?
Несколько голосов вперебой объяснили, что Саша сейчас, скорее всего, в лаборатории, во-он в том здании.
– Ошую, – добавил одинокий голос после короткой паузы.
....
Костылин схватил Поля за плечи и с расстояния вытянутой руки принялся его осматривать.
– Ну ничуть не вырос! – сказал он нежно. – Корма у вас там плохие, что ли?. . Постой-ка.. . – Он озабоченно нахмурился: – У тебя что, птерокар сломался? Что это за вид?
Поль довольно ухмыльнулся.
– Нет, – сказал он. – Я играю в странника. Я иду от самой Большой Дороги.
– Ого! – На лице Костылина изобразилось привычное уважение. – Триста километров! И как?
– Отлично, – сказал Поль. – Только вот ванну бы. И переодеться....
Kazbek Dabenov
60 355
Константин Батюшков - "Судьба Одиссея"
Средь ужасов земли и ужасов морей
Блуждая, бедствуя, искал своей Итаки
Богобоязненный страдалец Одиссей;
Стопой бестрепетной сходил Аида в мраки;
Харибды яростной, подводной Сциллы стон
Не потрясли души высокой.
Казалось, победил терпеньем рок жестокой
И чашу горести до капли выпил он;
Казалось, небеса карать его устали
И тихо сонного домчали
До милых родины давно желанных скал.
Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.
1814 г.
Средь ужасов земли и ужасов морей
Блуждая, бедствуя, искал своей Итаки
Богобоязненный страдалец Одиссей;
Стопой бестрепетной сходил Аида в мраки;
Харибды яростной, подводной Сциллы стон
Не потрясли души высокой.
Казалось, победил терпеньем рок жестокой
И чашу горести до капли выпил он;
Казалось, небеса карать его устали
И тихо сонного домчали
До милых родины давно желанных скал.
Проснулся он: и что ж? отчизны не познал.
1814 г.
Анатолий Тарбеев
37 916
Вы ничего не слышали о Маленьком Пингвине?
А он на Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Без валенок, расстроенный, стоит в снегу по пояс -
Он шел на ужин к Бабушке и перепутал полюс.
Попал на полюс Северный, а сам хотел на Южный,
И вот стоит растерянный и, кажется, простуженный.
На Самом Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Где не было до этого пингвинов и в помине,
Где миллионы айсбергов, а, может, даже тыщи,
Где никакая Бабушка Пингвина не отыщет,
Стоит Пингвин заброшенный, один в глуши арктической
И ничего хорошего уже не ждет практически.
Но тут пригрело Солнышко, и откололась Льдина,
И к Бабушке в Антарктику доставила Пингвина.
И кончилась история совсем не так уж плохо,
Обрадовалась Бабушка, на радостях поохала:
"Ну вечно происшествия! Ведешь себя как маленький!
Уходишь в путешествие и забываешь валенки!"
Потом Пингвин поужинал и понял окончательно:
"Конечно, это здорово - гулять самостоятельно!
Такое приключение мне в жизни пригодится:
Могу теперь, пожалуйста, где хочешь заблудиться,
Хоть сам, хоть вместе с Бабушкой... Хотя, пожалуй, лучше ей
Гулять на Крайнем Севере лишь в Самом Крайнем Случае"
Рената Муха в соавторстве с Вадимом Левиным
А он на Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Без валенок, расстроенный, стоит в снегу по пояс -
Он шел на ужин к Бабушке и перепутал полюс.
Попал на полюс Северный, а сам хотел на Южный,
И вот стоит растерянный и, кажется, простуженный.
На Самом Крайнем Севере, на Самой Крайней Льдине,
Где не было до этого пингвинов и в помине,
Где миллионы айсбергов, а, может, даже тыщи,
Где никакая Бабушка Пингвина не отыщет,
Стоит Пингвин заброшенный, один в глуши арктической
И ничего хорошего уже не ждет практически.
Но тут пригрело Солнышко, и откололась Льдина,
И к Бабушке в Антарктику доставила Пингвина.
И кончилась история совсем не так уж плохо,
Обрадовалась Бабушка, на радостях поохала:
"Ну вечно происшествия! Ведешь себя как маленький!
Уходишь в путешествие и забываешь валенки!"
Потом Пингвин поужинал и понял окончательно:
"Конечно, это здорово - гулять самостоятельно!
Такое приключение мне в жизни пригодится:
Могу теперь, пожалуйста, где хочешь заблудиться,
Хоть сам, хоть вместе с Бабушкой... Хотя, пожалуй, лучше ей
Гулять на Крайнем Севере лишь в Самом Крайнем Случае"
Рената Муха в соавторстве с Вадимом Левиным
Андрей Бормотов
26 130
Артем Перменев
Спасибо, Варя!
Тридцать пятый год своей жизни Ходжа Насреддин встретил в пути.
Больше десяти лет провел он в изгнании, странствуя из города в город, из одной страны в другую, пересекая моря и пустыни, ночуя как придется – на голой земле у скудного пастушеского костра, или в тесном караван-сарае, где в пыльной темноте до утра вздыхают и чешутся верблюды и глухо позвякивают бубенцами, или в чадной, закопченной чайхане, среди лежащих вповалку водоносов, нищих, погонщиков и прочего бедного люда, с наступлением рассвета наполняющего своими пронзительными криками базарные площади и узкие улички городов. Нередко удавалось ему ночевать и на мягких шелковых подушках в гареме какого-нибудь иранского вельможи, который как раз в эту ночь ходил с отрядом стражников по всем чайханам и караван-сараям, разыскивая бродягу и богохульника Ходжу Насреддина, чтобы посадить его на кол… Через решетку окна виднелась узкая полоска неба, бледнели звезды, предутренний ветерок легко и нежно шумел по листве, на подоконнике начинали ворковать и чистить перья веселые горлинки. И Ходжа Насреддин, целуя утомленную красавицу, говорил:
– Пора. Прощай, моя несравненная жемчужина, и не забывай меня.
– Подожди! – отвечала она, смыкая прекрасные руки на его шее. – Разве ты уходишь совсем? Но почему? Послушай, сегодня вечером, когда стемнеет, я опять пришлю за тобой старуху.
– Нет. Я уже давно забыл то время, когда проводил две ночи подряд под одной крышей. Надо ехать, я очень спешу.
– Ехать? Разве у тебя есть какие-нибудь неотложные дела в другом городе? Куда ты собираешься ехать?
– Не знаю. Но уже светает, уже открылись городские ворота и двинулись в путь первые караваны. Ты слышишь – звенят бубенцы верблюдов! Когда до меня доносится этот звук, то словно джины вселяются в мои ноги, и я не могу усидеть на месте!
– Уходи, если так! – сердито говорила красавица, тщетно пытаясь скрыть слезы, блестевшие на ее длинных ресницах. – Но скажи мне хоть свое имя на прощание.
– Ты хочешь знать мое имя? Слушай, ты провела ночь с Ходжой Насреддином! Я – Ходжа Насреддин, возмутитель спокойствия и сеятель раздоров, тот самый, о котором ежедневно кричат глашатаи на всех площадях и базарах, обещая большую награду за его голову.
Больше десяти лет провел он в изгнании, странствуя из города в город, из одной страны в другую, пересекая моря и пустыни, ночуя как придется – на голой земле у скудного пастушеского костра, или в тесном караван-сарае, где в пыльной темноте до утра вздыхают и чешутся верблюды и глухо позвякивают бубенцами, или в чадной, закопченной чайхане, среди лежащих вповалку водоносов, нищих, погонщиков и прочего бедного люда, с наступлением рассвета наполняющего своими пронзительными криками базарные площади и узкие улички городов. Нередко удавалось ему ночевать и на мягких шелковых подушках в гареме какого-нибудь иранского вельможи, который как раз в эту ночь ходил с отрядом стражников по всем чайханам и караван-сараям, разыскивая бродягу и богохульника Ходжу Насреддина, чтобы посадить его на кол… Через решетку окна виднелась узкая полоска неба, бледнели звезды, предутренний ветерок легко и нежно шумел по листве, на подоконнике начинали ворковать и чистить перья веселые горлинки. И Ходжа Насреддин, целуя утомленную красавицу, говорил:
– Пора. Прощай, моя несравненная жемчужина, и не забывай меня.
– Подожди! – отвечала она, смыкая прекрасные руки на его шее. – Разве ты уходишь совсем? Но почему? Послушай, сегодня вечером, когда стемнеет, я опять пришлю за тобой старуху.
– Нет. Я уже давно забыл то время, когда проводил две ночи подряд под одной крышей. Надо ехать, я очень спешу.
– Ехать? Разве у тебя есть какие-нибудь неотложные дела в другом городе? Куда ты собираешься ехать?
– Не знаю. Но уже светает, уже открылись городские ворота и двинулись в путь первые караваны. Ты слышишь – звенят бубенцы верблюдов! Когда до меня доносится этот звук, то словно джины вселяются в мои ноги, и я не могу усидеть на месте!
– Уходи, если так! – сердито говорила красавица, тщетно пытаясь скрыть слезы, блестевшие на ее длинных ресницах. – Но скажи мне хоть свое имя на прощание.
– Ты хочешь знать мое имя? Слушай, ты провела ночь с Ходжой Насреддином! Я – Ходжа Насреддин, возмутитель спокойствия и сеятель раздоров, тот самый, о котором ежедневно кричат глашатаи на всех площадях и базарах, обещая большую награду за его голову.
Нелли Хасанова
25 869
все панять хочут, а патом пачимута па трибуне тапкаю стучат (((