Что видел Пушкин в имени Наталья?

Так, Наталья! признаюся,
Я тобою полонен,
В первый раз еще, стыжуся,
В женски прелести влюблен.
****
К наташе
Свет-Наташа! где ты ныне?
Что никто тебя не зрит?
Иль не хочешь час единый
С другом сердца разделить?
****
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.
***
Имя Наталья вошло в сознание поэта с первой любовью и первыми стихами. Судьба как будто играла с Пушкиным, в отрочестве и в ранней юности подставляя ему на пути носительниц этого имени. Его как бы само собою выводило пушкинское перо — но лишь до той поры, пока он не встретил Наталью Гончарову. С этого времени поэт больше не называл так своих героинь. Он обрел реальную Наталью, жену. И только младшую дочь, родившуюся незадолго до его гибели, он наречет Натальей.

он это отношение говорит во многих стихах, посвященных ей, вот кусочек ...остальное легко найти в инете

своеи любовнице

Очевидно, образ любимой женщины. Причем первая любовь тоже была Наталья:

Так и мне узнать случилось,

Что за птица Купидон;

Сердце страстное пленилось;

Признаюсь — и я влюблен!

Пролетело счастья время,

Как, любви не зная бремя,

Я живал да попевал,

Как в театре и на балах,

На гуляньях иль в воксалах

Легким зефиром летал;

Как, смеясь во зло Амуру,

Я писал карикатуру

На любезный женской пол;

Но напрасно я смеялся,

Наконец и сам попался,

Сам, увы! с ума сошел.

Смехи, вольность — всё под лавку

Из Катонов я в отставку,

И теперь я — Селадон!

Миловидной жрицы Тальи

Видел прелести Натальи,

И уж в сердце — Купидон!

Так, Наталья! признаюся,

Я тобою полонен,

В первый раз еще, стыжуся,

В женски прелести влюблен.

Целый день, как ни верчуся

Лишь тобою занят я;

Ночь придет — и лишь тебя

Вижу я в пустом мечтаньи,

Вижу, в легком одеяньи

Будто милая со мной;

Робко, сладостно дыханье,

Белой груди колебанье,

Снег затмивший белизной,

И полуотверсты очи,

Скромный мрак безмолвной ночи -

Дух в восторг приводят мой!..

Я один в беседке с нею,

Вижу... девственну лилею,

Трепещу, томлюсь, немею...

И проснулся... вижу мрак

Вкруг постели одинокой!

Испускаю вздох глубокой,

Сон ленивый, томноокой

Отлетает на крылах.

Страсть сильнее становится

И, любовью утомясь,

Я слабею всякой час.

Всё к чему-то ум стремится,

А к чему? — никто из нас

Дамам в слух того не скажет,

А уж так и сяк размажет.

Я — по-свойски объяснюсь.

Все любовники желают

И того, чего не знают;

Это свойство их — дивлюсь!

Завернувшись балахоном,

С хватской шапкой на бекрень

Я желал бы Филимоном

Под вечер, как всюду тень,

Взяв Анюты нежну руку,

Изъяснять любовну муку,

Говорить: она моя!

Я желал бы, чтоб Назорой

Ты старалася меня

Удержать умильным взором.

Иль седым Опекуном

Легкой, миленькой Розины,

Старым пасынком судьбины,

В епанче и с париком,

Дерзкой пламенной рукою

Белоснежну, полну грудь...

Я желал бы... да ногою

Моря не перешагнуть.

И, хоть по уши влюбленный,

Но с тобою разлученный,

Всей надежды я лишен.

Но, Наталья! ты не знаешь

Кто твой нежный Селадон,

Ты еще не понимаешь,

Отчего не смеет он

И надеяться? — Наталья!

Выслушай еще меня:

Не владетель я Сераля,

Не арап, не турок я.

За учтивого китайца,

Грубого американца

Почитать меня нельзя,

Не представь и немчурою,

С колпаком на волосах,

С кружкой, пивом налитою,

И с цыгаркою в зубах.

Не представь кавалергарда

В каске, с длинным палашом.

Не люблю я бранный гром:

Шпага, сабля, алебарда

Не тягчат моей руки

За Адамовы грехи.

— Кто же ты, болтун влюбленный?

Взглянь на стены возвышенны,

Где безмолвья вечный мрак;

Взглянь на окны загражденны,

На лампады там зажженны...

Знай, Наталья! — я... монах!