Посоветуйте ваши любимые произведения из классической литературы и расскажи почему. Спасибо.

Все произведения Чарльза Диккенса, а особенно Дэвид Коперфильд. Просто очень хорошие произведения-на то и классика-добротой веет от них, каждый должен прочитать. Дэвид Коперфильд признано нашим русским писателем Л. Толстым как выдающееся произведение мировой литературы. Классика, признанная классиком - это о многом говорит.

Ф. М. Достоевский-Бесы.

Унесенные ветром
Человек, который смеется
Повести Белкина
Голова профессора Доуэля

мерль робер. посмотри остров приключения

Из классики мне очень нравится Ф. М. Достоевский "Преступление и наказание", М. А. Булгаков "Мастер и Маргарита".

"Бесы", "Братья Карамазовы" Достоевского - очень глубокое проникновение в души людей.
"Мастер и Маргарита" Булгакова - искрометная сатира и при этом философия.
"Посторонний" Камю - очень интересно, поток сознания.

Так... Что-то классика вся подзабылась... Ну, "Герой нашего времени" Лермонтова более-менее помнится. Хорошая вещь! О проблеме, актуальной и в наше время - как "исключительным" людям вписаться в современное общество и никому не навредить?

Гоголь "Проклятое место", "Ночь перед рождеством"
Толстой Л. Н., "Война и мир"
М. Булгаков "Мастер и Маргарита"
Куприн "Суламифь"
Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"

Весь Лев Толстой.
Гончаров!
Весь Бальзак.
....
И все остальное. Но - избирательно.)))

Паустовский - "Толпа на набережной".

Есть в этом рассказе (помимо великолепного слога) какая-то ненавязчивая красота.

"- Когда ты сойдешь на берег в Неаполе, - сказала мне моя дочь - молодая женщина, склонная к неожиданным поступкам, - то подари эту матрешку первой же итальянской девочке.
....
Я смотрел на девочку. Она была лучше, чем брюлловская сборщица винограда, несравненно проще, беднее и милее.

На ней было старенькое черное платье, протертое на локтях, заштопанные светлые чулки и старые - тоже черные - тапочки. И все это черное удивительно вязалось с ее худеньким, бледным лицом и неожиданно светлыми, чуть рыжеватыми косами, завязанными на груди небрежным узлом.

Когда девочка подошла ближе, я развернул папиросную бумагу и вынул из нее матрешку.

Она увидела матрешку, остановилась и засмеялась, прижав к груди смуглые пальцы. Чему она смеялась, я не знаю. Быть может, красоте неизвестной игрушки, пылавшей под солнцем Неаполя. Так смеются люди, когда сбываются их любимые сны.

Я протянул матрешку девочке. Она не взяла ее. Она перестала смеяться, сдвинула темные брови и испуганно метнулась в сторону. Я схватил ее за руку и почти силой заставил взять куклу.

Она потупилась, присела и сказала едва слышно:

- Грацие, синьоро!

Потом снова присела и подняла на меня влажные, сияющие глаза. Мне трудно было поверить в то, что девочка так сильно обрадовалась такому пустяку, как матрешка. Но я увидел вблизи ее худенькие ключицы под ветхим платьем, увидел и другие приметы безропотной бедности и понял, что для этой девочки матрешка и вправду - большая радость.
....
Внезапно все стихли. Я оглянулся. К толпе медленно шел таможенный надсмотрщик в кепи с золотым галуном и маленьким, как будто игрушечным, пистолетом, висевшим на поясе в белой лакированной кобуре.

Он шел уверенно, раздвигая толпу. Лицо его с короткими усиками было совершенно бесстрастно.

Надсмотрщик подошел к девочке, взял у нее из рук матрешку и начал тщательно рассматривать, наморщив брови. Девочка умоляюще смотрела на него. Несколько раз она робко протягивала к матрешке руку, но тотчас отдергивала ее.

Надсмотрщик поднял голову и обвел глазами толпу. Десятки настороженных глаз, в свою очередь, смотрели на него. Тогда надсмотрщик усмехнулся и щелкнул пальцами. Толпа неопределенно зашумела.

Надсмотрщик поднял над головой матрешку, показал ее на все стороны, как это делают фокусники ("О, ля-ля! "), потом быстрым и совершенно незаметным движением открыл матрешку и выхватил из нее вторую - в яркой зеленой шали.

По толпе прошел тихий восторженный гул. Надсмотрщик снова щелкнул языком, и из зеленой матрешки мгновенно появились желтая, потом синяя, фиолетовая и, наконец (он вынул двумя пальцами и осторожно поднял), последняя - самая маленькая матрешка в золотой шали.

Тогда толпа как бы взорвалась.
...."

«Ярмарка тщеславия», Уильям Теккерей. Первая книга, которая заставила меня задуматься. Именно поэтому ставлю ее на первое место.