Эх.. Выпить бы чаю на Булгаковской веранде. О чае с булкой и литературе...

Вспоминается Достоевский, который описывал нищего студента (не помню откуда, к сож). Студент был так беден, что мог лишь позволить себе утром булку с куском колбасы и стакан чая. ШОБ ВСЕ НИЩИЕ ТАК ЖИЛИ! За купринских "Юнкеров" - зачет 100%.А на булгаковской веранде я бы не только чай с булкой откушал, а еще бы и рюмаху коньяку махнул (Как я мог предложить даме водку? - Кот даже фыркнул от обиды. - Это чистый спирт!). СУПЕР.

Чай с булкой постоянно у Куприна упоминается. Юнкеров им кормили.))

На просьбу, коль ответ не дашь ты,
Пойму, что любишь просьбы дважды.
И упиваясь униженьем,
Моим, чужим – со снисхожденьем
Благоволишь произнести:
- Прости.
Прощу тебя. Прощаю сразу
Всех, кто обыденным отказом
Себя в общении раскрыл –
Не лгал, не медлил, не томил,
Не подавал, как руку прежде,
С улыбкой лживою надежды...
Себя ж за просьбы не прощаю,
Но соль порой полезна к чаю.

Валерий ОВЧАРУК

-Доктор, я не знаю, что со мной! Мне всюду мерещатся компьютеры!
-Успокойтесь, лучше съешьте ещё этих мягких французских булок, да выпейте чаю.

М. Зощенко
Лёля и Минька: Золотые слова

«…Мы с Лелей съели все, что возможно, и перешли на сладкое.
Съев сладкое и выпив чай, мы с Лелей решили пройтись по второму кругу — решили повторить еду с самого начала, тем более что наша мать, увидев, что на столе почти что чисто, принесла новую еду.
Я взял булку и отрезал кусок масла. А масло было совершенно замерзшее — его только что вынули из-за окна.
Это замерзшее масло я хотел намазать на булку. Но мне это не удавалось сделать. Оно было как каменное.
И тогда я положил масло на кончик ножа и стал его греть над чаем.
А так как свой чай я давно выпил, то я стал греть это масло над стаканом папиного начальника, с которым я сидел рядом.
Папин начальник что-то рассказывал и не обращал на меня внимания.
Между тем нож согрелся над чаем. Масло немножко подтаяло. Я хотел его намазать на булку и уже стал отводить руку от стакана. Но тут мое масло неожиданно соскользнуло с ножа и упало прямо в чай.
Я обмер от страха.
Я вытаращенными глазами смотрел на масло, которое плюхнулось в горячий чай.
Потом я оглянулся по сторонам. Но никто из гостей не заметил происшествия.
Только одна Леля увидела, что случилось.
Она стала смеяться, поглядывая то на меня, то на стакан с чаем.
Но она еще больше засмеялась, когда папин начальник, что-то рассказывая, стал ложечкой помешивать свой чай.
Он мешал его долго, так что все масло растаяло без остатка. И теперь чай был похож на куриный бульон.
Папин начальник взял стакан в руку и стал подносить его к своему рту.
И хотя Леля была чрезвычайно заинтересована, что произойдет дальше и что будет делать папин начальник, когда он глотнет эту бурду, но все-таки она немножко испугалась. И даже уже раскрыла рот, чтобы крикнуть папиному начальнику: «Не пейте!»
Но, посмотрев на папу и вспомнив, что нельзя говорить, смолчала.
И я тоже ничего не сказал. Я только взмахнул руками и не отрываясь стал смотреть в рот папиному начальнику.
Между тем папин начальник поднес стакан к своему рту и сделал большой глоток.
Но тут глаза его стали круглые от удивления. Он охнул, подпрыгнул на своем стуле, открыл рот и, схватив салфетку, стал кашлять и плеваться….»

И таки шо вы скажете за ЭТО?! Я же не монстр, чтоб есть редакторов! И шо, что раскатал его в котлету трамвай у Патриарших?! У прудов опять же кто-то бахнул банку с маслом... и рельсу извазюкал... как в стекле теперь в ней отражается мир ИСТИН... и даже Маргарита на метле! Опять же, шо с того, я вас пытаю? Мы проскользнули снова в этот час, когда мессир в столицу прилетает, чтоб с Мастером поговорить за нас... И будет вновь закат, как розы в мае... и тишина и чай и самовар... И вновь мессир расспросит о романе, что нового в нем Мастер написал... И длиться будет долго их беседа... как и тогда, в тот прошлый, долгий век... Ну, шо ты все котлету мне пихаешь?!! Нет, Азазелло, ты не человек! Так издеваться над душевной раной!!! Ведь знаешь же, шо мяса я не ем... Тем более - и с криминальным прошлым, которое не тема для поэм! Отстань!!! Так, где же кубок-то мессира? А, Гелла сервирует уже стол... ДА... чай - не спирт... Он, в общем, для блезира... Для темы по душам... за женский пол... за странности людские и за это... ну, подлость наказуема... ага... И чё я так волнуюсь...? Где котлета...? Как - сгрыз её почти что не дыша?!! А, ладно! Чем запить... да где же примус?! И керосин на донышке опять... И не пойму, ну чё ж я так волнуюсь? Таки ж судьба решается опять... Ну, что там напридумывал маэстро? Какой экстрим для нас соорудил? В тиши за чаем пусть обсудят это... А я - за плюшками, про них-то я за-а-бы-ы-л!!!

Игорь Северянин - "Эскиз вечерний"

Она идет тропинкой в гору.
Закатный отблеск по лицу
И по венчальному кольцу
Скользит оранжево. Бел ворот
Ее рубашечки сквозной.
Завороженная весной,
Она идет в лиловый домик,
Задумавшийся над рекой.
Ее душа теперь в истоме,
В ее лице теперь покой.
Озябший чай и булки с маслом
Ее встречают на столе.
И на лице ее угаслом
К опрозаиченной земле
Читаю нежное презренье,
Слегка лукавую печаль.
Она откидывает шаль
И обдает меня сиренью.

Чаепитие на Арбате.
Булат Окуджава

Пейте чай, мой друг старинный,
забывая бег минут.
Желтой свечкой стеаринной
я украшу ваш уют.

Не грустите о поленьях,
о камине и огне…
Плед шотландский на коленях,
занавеска на окне.

Самовар, как бас из хора,
напевает в вашу честь.
Даже чашка из фарфора
у меня, представьте, есть.

В жизни выбора не много:
кому — день, а кому — ночь.
Две дороги от порога:
одна — в дом, другая — прочь.

Нынче мы — в дому прогретом,
а не в поле фронтовом,
не в шинелях,
и об этом
лучше как-нибудь потом.

Мы не будем наши раны
пересчитывать опять.
Просто будем, как ни странно,
улыбаться и молчать.

Я для вас, мой друг, смешаю
в самый редкостный букет
пять различных видов чая
по рецептам прежних лет.

Кипятком крутым, бурлящим
эту смесь залью для вас,
чтоб былое с настоящим
не сливалось хоть сейчас.

Настояться дам немножко,
осторожно процежу
и серебряную ложку
рядом с чашкой положу.

Это тоже вдохновенье…
Но, склонившись над столом,
на какое-то мгновенье
все же вспомним о былом:

над безумною рекою
пулеметный ливень сек,
и холодною щекою
смерть касалась наших щек.

В битве выбор прост до боли:
или пан, или пропал…
А потом, живые, в поле
мы устроили привал.

Нет, не то чтоб пировали,
а, очухавшись слегка,
просто душу согревали
кипятком из котелка.

Разве есть напиток краше?
Благодарствуй, котелок!
Но встревал в блаженство наше
чей-то горький монолог:

«Как бы ни были вы святы,
как ни праведно житье,
вы с ума сошли, солдаты:
это — дрянь, а не питье!

Вас забывчивость погубит,
равнодушье вас убьет:
тот, кто крепкий чай разлюбит,
сам предаст и не поймет…»

Вы представьте, друг любезный,
как казались нам смешны
парадоксы те из бездны
фронтового сатаны.

В самом деле, что — крученый
чайный лист — трава и сор
пред планетой, обреченной
на страданье и разор?

Что — напиток именитый?..
Но, средь крови и разлук,
целый мир полузабытый
перед нами ожил вдруг.

Был он теплый и прекрасный…
Как обида нас ни жгла,
та сентенция напрасной,
очевидно, не была.

Я клянусь вам, друг мой давний,
не случайны с древних лет
эти чашки, эти ставни,
полумрак и старый плед,

и счастливый час покоя,
и заварки колдовство,
и завидное такое
мирной ночи торжество;
разговор, текущий скупо,
и как будто даже скука,
но… не скука —
естество.