Игра в бисер. «Плакали – средне». Литературный вопрос

"в очередь сукины дети в очередь"

смеяться средне --
от чувства неловкости,
а плакать средне --
от мира жёсткости...
когда чувства становятся плоскими,
похожими на... наброски.
когда мысли становятся бедными,
когда взоры становятся бледными
и всё вокруг становится
арифметически средне-пресредним.
и привыкаешь к злодневности
увиденной и.. обыденной...
и плакания, что были намедни,
из памяти трудно выдернуть.

и только стружка и доски,
и стакан полупуст,
и чувства, как доски, плоски,
и рёбер знакомый хруст.

возможно, одно отвлечёт от скуки --
громкое: " В очередь!.. Суки!"

И. Бродский

Одиночество

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

"Григорий Петрович Гуляев, крупный мужчина лет пятидесяти, умер. На дворе стояли девяностые годы, время невероятно тяжелое, но Григорий Петрович был лицо ответственное, служивое, и организация, где он трудился, помогла. Хуже всего оказалось с могилой: место еле нашли, но зато на приличном, даже веселом кладбище. Гражданскую панихиду подготовили по правилам, она состоялась в клубе велосипедистов — там на первом этаже расположился громадный зал, окна которого выходили в зеленый, уютный и в меру поганенький садик. Гроб поставили у задней стены зала — прямо против входа. Были цветы, даже знамя и не так уж много людей.
Плакали — средне, одна только супруга, что вполне естественно, рыдала, да еще сестра. Двое друзей вообще не пришли, а почему-то появилось человек пятнадцать — из спортивного общества велосипедистов — совсем никому не знакомых людей.
— Шляются тут всякие, — недовольно ворчала бабка Агафья.
— Безобразие, да и только, — подтверждала другая родственница. — Покоя даже в гробу не дают. Так вот и всю жизнь маешься, маешься, кричишь, ищешь чего-то, а потом и вознаграждения никакого нет..."

Плакали - средне = Ласковое равнодушие мира

Никто, как в детстве, нас не ждёт внизу,
Не переводит нас через дорогу.
Про злого муравья и стрекозу
Не говорит. Не учит верить Богу.

До нас теперь нет дела никому -
У всех довольно собственного дела.
И надо жить, как все, - но самому...
(Беспомощно, нечестно, неумело)

После Бродского и Мамлеева, Вы, уважаемый Александр, видимо ожидаете услышать от меня Пелевина или Сорокина и я с радостью вставляю в ответ Виктора Олеговича:
«С Россией всегда так, подумала Мария, водя руками по холодной стали – любуешься и плачешь, а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может.»

Но пользуясь случаем хочу вставить еще и Шишкина Михаила, которого я всячески пропагандирую. Из современников, на мой взгляд, он входит в пятерку истинных мастеров русской словесности:
«…златоусты, с их упованием на продление себя во времени, это такие же глупые начитанные мальчики, как я, пытающиеся всю свою жизнь заговорить витиеватыми разговорами смерть, а она, в конце концов, не дослушав, все равно хлопнет их по ушам.»
А почему «Плакали – средне» ассоциируется у меня именно с этим фрагментом совсем-совсем не имеет значения.