Игра в бисер. Странные поезда. Литературный вопрос (см. вн.)

Рэй Брэдбери, "Что-то страшное грядет" (именно с этим названием, перевод Л. Жданова). Поезд, на котором приехал Луна-парк:
"...И тут Вилл услышал. Где-то глухо — чуфыканье машины, неспешное скольжение поезда-дракона.
Вилл сел на кровати. Через дорогу, точно зеркальное отражение, Джим тоже сел. Где-то за миллион миль так тихо, так мягко, печалясь про себя, играла каллиопа.
...Там, где обрывалась земля, выросло перышко пара, словно первое облако приближающейся грозы.
Вот показался сам поезд, звено за звеном — паровоз, тендер с углем и череда пронумерованных, крепко спящих, дремлющих, погруженных в сновидения вагонов, которые тянулись за разбрасывающей светлячков маслобойкой, за осеннесонным, протяжным рыком пылающей топки. Адские огни румянили притихшие холмы. Даже отсюда, издалека, можно было представить себе, как мужчины руками толщиной с бычий окорок мечут черный метеорный дождь угля в распахнутое чрево паровоза.
Паровоз!
Мальчики скрылись из виду, нырнули обратно в комнаты за биноклями.
— Паровоз!
— Гражданская война! С 1900 года не бывало таких драндулетов!
— Весь состав такой же древний!
— Флаги! Клетки! Это — Луна-Парк!
...Поезд удалялся по дуге, оглашая поля погребальным, зловещим звоном ржавого, обросшего зеленым мхом, затонувшего колокола. Потом свисток паровоза с силой выдохнул струю пара, и кожа Вилла покрылась бусинами холодного пота.
В ночные, поздние часы Вилл — сколько раз? — слышал сквозь сон, как паровозные свистки извергают пар, слышал тоскливый звук, такой одинокий и такой далекий, сколько бы он ни приближался. Иногда Вилл просыпался со слезами на щеках, спрашивал себя — отчего? — и лежа, слушая, говорил себе: «Ну конечно! Это из-за них я плачу, из-за поездов, что идут на восток, на запад, уходят так далеко в пучины степей, что тонут там в приливных волнах сна, огибающих города».
Эти поезда и скорбные их голоса безнадежно терялись между станциями, не помня, где были, не зная, куда идут, расстилая напоследок над горизонтом свои последние бледные выдохи. И так было всегда, со всеми поездами.
Но свисток этого паровоза!
Он вобрал в себя все стенания из других ночей, других дремлющих лет, вой осененных лунными грезами псов, леденящее кровь дыхание рек сквозь январские ставни, рыдание тысяч пожарных сирен, хуже того! — последние клочья дыхания, протест миллиарда мертвых или умирающих людей, не желающих смерти, их стоны, их вздохи, разлетающиеся над землей!
...Паровоз пронзительно крикнул. Джим ответил ему криком. Паровоз взвизгнул. Вилл ответил визгом.
Внезапно миллиарды голосов замолкли, точно поезд нырнул в геенну огненную.
Вагоны мягко скользили вниз по склону холма, развевая черные вымпелы, и в тошнотно-сладком, конфетном вихре рассыпалось черное конфетти, и мальчишки бежали вдогонку, глотая холодный воздух, будто мороженое".

Дж. Родари "Путешествие "Голубой стрелы"

Дж. Поллард "Заколдованный поезд"

А. Конан Дойл "Исчезнувший экстренный поезд"

Р. Брэдбери "Дракон"

На них билетов уже нет
https://www.youtube.com/watch?v=7TwAdz8o5AE

а это самолет кукушка
когда не хочется лететь
он незаметно пассажиров
кладёт в вагоны поездов
©

Поезд мертвецов из "Сто лет одиночества" Маркеса, куда бросили трупы расстрелянных на площади людей.

"Когда Хосе Аркадио Второй пришел в себя, он лежал на спине и вокруг было темно. Он понял, что едет в каком-то бесконечно длинном и бесшумном поезде, голова его сжата коркой запекшейся крови и все кости болят. Невыносимо хотелось спать. Собираясь проспать много часов подряд, здесь, где он в безопасности от всех ужасов и гнусностей, Хосе Аркадио Второй повернулся на тот бок, который болел меньше, и только тут заметил, что лежит на трупах. Ими был набит весь вагон, лишь посредине оставался свободный проход.
После бойни прошло, должно быть, несколько часов, потому что трупы были такой температуры, как гипс осенью, и, так же как гипс, напоминали на ощупь окаменевшую пену, и те, кто принес их сюда, имели время уложить их рядами, как укладывают обычно грозди бананов. Пытаясь спастись от этого кошмара, Хосе Аркадио Второй переползал из вагона в вагон к голове поезда и при вспышках света, мелькавшего в щелях между планками обшивки, когда состав проносился мимо спящих поселков, видел мертвых мужчин, мертвых женщин, мертвых детей, которых везли, чтобы сбросить в море, как бракованные бананы. Он узнал только двоих: женщину, торговавшую прохладительными напитками на площади, и полковника Гавилана – на руке полковника все еще был намотан пояс с пряжкой из мексиканского серебра, с его помощью он пытался расчистить себе дорогу в охваченной паникой толпе.
Добравшись до первого вагона, Хосе Аркадио Второй прыгнул в темноту и лежал в канаве, пока весь поезд не прошел мимо. Это был самый длинный состав из всех виденных им – почти двести товарных вагонов, по паровозу с каждого конца и третий паровоз в центре. На поезде не было никаких огней, даже красных и зеленых сигнальных фонарей, он бесшумно и стремительно скользил по рельсам. На крышах вагонов виднелись темные фигуры солдат возле пулеметов.
Около полуночи хлынул проливной дождь. Хосе Аркадио Второй не знал, где он выпрыгнул, но понимал, что если будет идти в направлении, противоположном тому, куда ушел поезд, то придет в Макондо."

Блейн Моно (он же Чарли Ту-ту) из "Темной башни" С. Кинга
Канадский Скаковой поезд из "На полголовы впереди" Д. Фрэнсиса (может и не странный, но необычный)
Поезд из коротенького рассказа П. Лагерквиста "Отец и я" (отрывок ниже)

...Я чувствовал себя таким одиноким, покинутым. Удивительно, страх отделил
меня от отца: он-то совсем не боялся. И как ни удивительно, слова его
нисколько не помогли мне, я по-прежнему дрожал от страха. Даже упоминание
о боге не помогло мне. Бог тоже был страшен. Страшно было, что он в этой
темноте, что он повсюду: и внизу, под сенью деревьев, и в звенящих
телеграфных столбах, всюду, всюду. Он всюду, а вот увидеть его нельзя.
Мы шли молча. Каждый думал о своем. Сердце сжималось, как будто темнота
проникала внутрь и теснила его.
Вдруг уже на повороте сзади послышался жуткий грохот. Страх вырвал нас
из раздумья. Отец поволок меня вниз по откосу, и мы замерли. Мимо шел
поезд. Черный поезд, совершенно темный, в вагонах ни огонька, шел на
бешеной скорости. Что за поезд? Сейчас не должно быть никакого поезда! Мы
смотрели на него с испугом. В огромном паровозе пылал огонь, и кто-то
лопатой подбрасывал в топку уголь, а искорки выделывали в ночи дикий
танец. Кошмарное зрелище. Машинист стоял бледный, неподвижный, его лицо,
подсвеченное снизу пламенем, точно окаменело. Отец не знал его, не знал,
кто он и откуда; машинист смотрел вперед, и только вперед, устремляясь в
темноту, которой не было конца.
Задыхаясь от страха, я стоял и глядел вслед ужасному видению. И вот его
поглотила ночь. Отец снова вывел меня на рельсы, и мы поспешили домой.
- Странно, что за поезд? - проговорил он. - И машинист незнакомый.
Больше он не сказал ни слова.
А я никак не мог унять дрожь. Ведь это из-за меня, да, это все из-за
меня. Я догадывался о том, что это означало: это был страх, мой будущий
страх, все то неведомое, чего отец не знал, от чего он не мог меня
защитить. Таким станет для меня этот мир и эта жизнь, не то что у отца,
для которого все просто и ясно. Странный мир, странная жизнь. Пылающая
жизнь, устремленная во тьму, которой нет конца...