Отношения к дуэли других действующих лиц в повести "Капитанская дочка"?

Утро дуэли. Швабрин и Гринев сходятся для поединка
и обнажают шпаги, но тут появляется Иван Игнатьевич с
инвалидами и конвоирует дуэлянтов к комендантше.
Василиса Егоровна стыдит, в основном Гринева,
принуждая соперников к примирению.
Иван Кузмич вполне соглашался с своею супругою и
приговаривал: "А слышьты, Василиса Егоровна правду говорит.
Поединки формально запрещены в воинском артикуле".
Между тем Палашка взяла у нас наши шпаги и отнесла в
чулан."
"Иван Кузмич!
Что ты зеваешь? Сейчас рассади их по разным углам
на хлеб да на воду, чтоб уних дурь-то прошла; да пусть
отец Герасим наложит на них эпитимию, чтоб
молили у бога прощения, да каялись перед людьми.
Иван Кузмич не знал, на что решиться".

Гринев со Швабриным делают вид, что конфликт
исчерпан и целуются в её присутствии.
Чтобы обмануть бдительность комендантши, они
решают отложить поединок на несколько дней.
На другой день Швабрин и Гринев сходятся для поединка
один на один, без секундантов.
Дуэль закончилась неудачно для главного героя.
Он был ранен.
Маша Миронова ухаживала за Петром и это послужило
сближению двух молодых людей.

После дуэли молодой офицер простил "несчастного соперника",
а тот продолжал коварно мстить Гриневу и написал донос его
родителям.
Отец Петра, узнав о дуэли и не желая слышать о женитьбе,
пришёл в ярость и прислал сыну гневное письмо, где угрожал
переводом из крепости.
В недоумении, как отец мог узнать о дуэли, Петр набросился
с обвинениями на Савельича, но тот и сам получил письмо
с недовольством хозяина. Гринев находит лишь один ответ –
о дуэли сообщил Швабрин.

В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически.
Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр Андреич! - сказал он, увидя меня. - Добро пожаловать! Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить? ” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. И эта сцена «Переговоров с секундантом» , и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля.
Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов, несомненно, абсурдна.
Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои.
Рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен.
Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот здесь отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.
Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных» , неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией.
Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров.