«Каждый день для меня — как маленькая прожитая жизнь» — признался в одном из писем В. Брюсов. А что значит для вас день?

Что наша жизнь... короткий миг...
Огонь, зажжённый на мгновенье...
Мелькнуло время, он затих
И догорают лишь поленья...
Как быстро всё, как суетнО...
Не успеваешь оглянуться,
Назад дороги не дано...
Туда нам больше не вернуться...
Как скорый поезд дни летят...
Мелькают лица на перроне...
Минуты мчатся, не хотят
Остаться вечностью в вагоне...
Короткий миг... как сладок он,
Любите жизнь, она от Бога...
С добром живите, в унисон...
Для счастья надо ведь немного.
Уметь любить, уметь прощать...
Не забывать, не унижаться...
Не предавать, уметь мечтать...
И человеком оставаться...
Автор: Галина Воленберг

"...-Жаль, - вздохнула Бронька. - Впрочем, теперь это неважно, фотография эта - монтаж. И эта, - она ткнула пальцем в себя с зонтиком. - Здесь он был со своей сестрой. Он очень любил меня фотографировать. Он был не просто фотограф, он был художник, актеров снимал, и для музеев фотографии делал. Что-то он переснимал, клеил, ретушировал. Один раз театральный костюм принес, - сфотографировал меня в нем. Он, Ирочка, считал меня красавицей. Бронька засмеялась тихим глуповатым смехом. - Ты правильно, правильно подумала. Конечно, я сумасшедшая. В детстве я была совершенно сумасшедшая. Жила как во сне. Как в кошмарном сне. Мне все казалось, что вот проснусь, и все будет хорошо и правильно. Хотя как правильно - я понятия не имела. Я только твердо знала, что не могут так люди жить, как мы жили. Так есть, спать, разговаривать. Мне все казалось - сейчас это кончится и начнется другое, настоящее. Я все ждала, каждую минуту, что все это распадется и исчезнет и настанет новая, правильная жизнь, без этого безобразия... А, ты этого не знала. Белая скатерть и синие чашки на столе - о чем моя мать мечтала, это же все у тебя было, может, ты и не знаешь этой детской тоски, а может, это было такое психическое расстройство.
- Ах, как жаль, что ты не помнишь Виктора Петровича, - продолжала Бронька. - Он был наш сосед. Мать просила его, чтоб он помог мне по математике, я стала ходить к нему в шестом классе. Ира, он обращался ко мне на "вы"! Он ко всем обращался на "вы"! Вокруг него, как это тебе объяснить, была другая жизнь, и она не касалась той, которой жили все остальные... Он ото всего был как-то огражден, относился с уважением ко всем, даже к кошке. Хамство ужасное и грубость, ты даже представить себе не можешь, какое хамство, а его это не касалось. Я приходила к нему - по алгебре ничего не соображаю и соображать не хочу. А он терпелив необыкновенно, ни одного раздраженного слова.
Однажды он показал мне фотографии - старые семейные фотографии, вот эти. И рассказал. О своем отце, о матери, о Теодоре Гросицком, о кузинах... Господи, что со мной стало! Как я плакала... Виктор Петрович испугался, понять не может: "Что с вами? Что с вами?" А я на фотографиях и в рассказах узнала ту жизнь, которая должна... которую я все ждала... не знала, что она прошлая, а не будущая и ко мне вообще отношения не имеет, а мне - вот все это невыносимое, что в нашей квартире, в нашем дворе...
Ира, я влюбилась. Я влюбилась в него, молодого, на этих фотографиях. Если б я не влюбилась, я бы, наверное, повесилась в каком-нибудь дровяном сарае, так было невыносимо!
А Виктор Петрович, он и в старости был очень красив, очень. С тех пор я не встречала таких красивых людей. Теперь я понимаю, что в молодые годы видишь ту фотографию - он не был так красив, как в старости. Но это теперь. А тогда я смотрела как раз наоборот - видела в нем этого студента в новеньком мундире. Он был для меня Богом, Ирочка.
Когда я поняла, что люблю его и что никого другого не полюблю, потому что никакого другого - такого! - нет на свете, тупость моя прошла, я стала сообразительна и остра. О возрасте же - и моем, и его - я совершенно не задумывалась, а замечу тебе, что Виктору Петровичу было тогда, к началу нашего романа, шестьдесят девять лет. А мне не было и четырнадцати...
А когда Юрочка родился, я выйду, стану возле его окна, а он в кресле сидит, через занавеску на нас смотрит. Сколько мы гуляем, столько он на нас смотрит...
Ирина сидела с синей чашкой в руке, на золотом ободке отпечатался след ее малиновой помады. Она слушала Броньку как сквозь сон, как сквозь воду.
Умирал Виктор Петрович три дня. Умер от пневмонии. Трудно ему было. Задыхался. Я от него не отходила. Он глаза открыл и говорит: "Душа моя, спасибо. Господи, спасибо". Вот и все... "

Людмила Улицкая "Бронька"

"Зрит" в корень

День для меня сегодня - больше, чем жизнь, потому, что в гостях - внуки. Здесь важна каждая минута, каждая минута сейчас - это познание мира, и я рада, что в чём-то могу помочь малышам, находясь рядом.
День в литературе ярче всех отобразил никем не превзойдённый мастер романа одного дня - Артур Хейли, всем, надеюсь, знакомый. Отражение дней, часов, даже минут нашей жизни точнее всего передаётся именно рассказом, где Мастером является именно Исаак Бабель. Из современников выделю мастеров жанра наиболее точных и выразительных - Василия Шукшина и Юрия Нагибина, из самых современных - Эдуарда Лимонова и Михаила Веллера.

Бесполезно потерянное время.

В каждом дне есть радость и праздник.