«Вглядись покорно в небеса, и вечность нежно уничтожит в тебе земные голоса...» — А что вы видите там, "за облаками"?+

Он был плохим ангелом. Все вокруг ходили божественно светлые, а он однажды на спор с каким-то мелким бесом искупался в закате и стал рыжим. Даже крылья порыжели. И когда он смотрел на людей, то от удовольствия на носу проступали веснушки.
И даже на землю он спустился не так, как принято среди других ангелов. Все снисходили чинно, статно, в ореоле сияния, а он, получив долгожданный отпуск и в спешке бросая в чемодан крылья и свет, подскользнулся на облаке и кубарем рухнул вниз, забыв наверху и чемодан с крыльями, и сияние, и другие, очень важные для любого ангела вещи.

Да и на земле все изначально пошло не так. Потому что скатился он прямо на какую-то девчонку, рассеянно глазевшую по сторонам. Она охнула, потерла ушибленную ногу, и… они пошли есть мороженое. Смеясь над собой. И как-то спонтанно, неожиданно, вне планов небесной канцелярии, из рыжего ангела и земной девчонки вдруг образовалось странное «они». Не он и она, а именно они. Что-то такое слипшееся, связанное, склеенное. Небо и земля соединились в один миг и уже не смогли расстаться.

А потом он подсел на иглу. Нашел где-то старенький граммофон и подсел. Игла скребла пластинку, музыка была шероховатой, шипящей, но все же очаровательной. И эта музыка идеально подходила к душистым льняным простыням, к поющему на все голоса лету за окном, к широкой улыбке девчонки, валяющейся в его постели, в которой они совсем недавно спали в обнимку, уютно ежась под одним одеялом. А лето вызревало звездами, стучалось в их окно, пытаясь напомнить рыжему ангелу о высших силах и сакральных смыслах, но он не хотел смотреть в окно. Он смотрел в глаза своей девчонки, глупо улыбался и все гладил ее по волосам. И главными вопросами бытия были «что будем на завтрак» и «а не пойти ли нам купаться».

Ангел влюбился. Нет, девчонка не была особенной, она была самой обыкновенной. Она стеснялась утром растрепанных волос и выщипывала брови, она не читала книги, но с удовольствием слушала граммофон, она мечтала жить у моря и не хотела идти на работу, она любила кошек и долго болтать по телефону, ее духи пахли цветами, а кожа под ними — чем-то дерзким и страстным, она была брюнеткой, но временами казалась глупой, она была как все — многонотной суммой привычек, комплексов и одного вдоха души. Но все это становилось лишь неотъемлемой частью его безумной любви к ней.

А потом, как и бывает обычно со всем хорошим, отпуск кончился. Они долго стояли на том вокзале, откуда рельсы уходят вертикально вверх, а в зале ожидания скучают за газетками человеческие души, растерявшие свои тела. Стояли и молча смотрели друг на друга. И никто из них не хотел говорить положенное моменту «прощай». А когда над вокзалом послышалось пение и ровный, громогласный глас серафима прозвучал в каждом: «поезд на небеса отбывает с конечного пути жизни», ангел мотнул шальной рыжей головой, схватил свою девчонку за руку и прыгнул с ней в отходящий вагон. Поезд уезжал, и они уезжали в нем вместе. Сначала был слышен встревоженный женский голос, потом смех двух людей, оборвавшийся, когда их губы нашли друг друга, а потом открылись двери на небеса, поезд исчез и стало тихо. И вроде ангелам не положено так поступать, не по чину и не по ангельскому закону. Но после этого закат стал немного рыжее, появился в нем какой-то озорной прищур, не так ли?
Автор: Аль Квотион

Голос иных миров

Пусть мучит жизнь, и день, что прожит,
Отзвучьем горьких дум тревожит,
И душу скорбь коварно гложет;
Взгляни в ночные небеса,
Где пала звездная роса,
Где Млечный Путь, как полоса,
Пролег и свет на светы множит;
Вглядись покорно в чудеса,—
И Вечность нежно уничтожит
В тебе земные голоса,
Бессонной памяти положит
Повязку мрака на глаза;
Застынет, не упав, слеза,
И миг в безбрежном изнеможет!

Целит священная безбрежность
Всю боль, всю алчность, всю мятежность,
Смиряя властно безнадежность
Мечтой иного бытия!
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом — смежность
Других миров, что там — края,
Где тоже есть любовь и нежность,
И смерть и жизнь,— кто знает, чья?
Что небо — только порубежность
Планетных сфер, даль — колея,
Что сонмы солнц и наше "я"
Влечет в пространстве — Неизбежность!

Валерий Брюсов
_______

Я не знаю мудрости годной для других,
Только мимолётности я влагаю в стих.
В каждой мимолётности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей... Вас я не зову!
К. Бальмонт
-----
Среди миров ("Кипарисовый ларец", 1910)

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
И. Анненский
-----
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится.

То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.

Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету.

Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну...
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
С. Есенин
-----
Серебряные звезды, я сердце вам отдам,
Но только вы скажите - вы что ночным цветам
Сюда сияньем льете, сияя вечно там?

Серебряные мысли полночной тишины,
Вы нежны и нарядны на Празднике Весны,
Но что в вас тайно дышит? Какие в звездах сны?

Серебряные воды просторов неземных,
В зеркальностях Природы какой поете стих?
Вселенские озера! Потоки вод живых!

Так молча звезды с сердцем старался я сплести,
Душой своей вздыхая у Млечного Пути,
И талисман мечтая меж дружных звезд найти.

Я спрашивал, я слышал незримую струну,
Забыл, глядел ли в Небо, в свою ли глубину,
Но я любил, лелеял влюбленность и Весну.

Душа моя дрожала от пенья тайных строк,
В душе моей раскрылся неведомый цветок,
Узнать его названье я никогда не мог.

Но весь я полон пенья, сиянья странных снов,
О, праздник обрученья Небес и лепестков,
О, таинство венчанья созвездий и цветов!
К. Бальмонт
-----
СРЕДИ ЗВЕЗД

Пусть мчитесь вы, как я покорны мигу,
Рабы, как я, мне прирожденных числ,
Но лишь взгляну на огненную книгу,
Не численный я в ней читаю смысл,

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,
Излишние средь жалких нужд земных,
Незыблемой мечты иероглифы,
Вы говорите: "Вечность - мы, ты - миг.

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.

Вот почему, когда дышать так трудно,
Тебе отрадно так поднять чело
С лица земли, где всё темно и скудно,
К нам, в нашу глубь, где пышно и светло".
А. Фет

Помнишь эту пурпурную ночь?
Серебрилась на небе Земля
И Луна, ее старшая дочь.
Были явственно видны во мгле
Океаны на светлой земле,
Цепи гор, и леса, и поля.

И в тоске мы мечтали с тобой:
Есть ли там, и мечта и любовь?
Этот мир серебристо-немой
Ночь за ночью осветит; потом
Будет гаснуть на небе ночном,
И одни мы останемся вновь.

Много есть у пурпурных небес,—
О мой друг, о моя красота,—
И загадок, и тайн, и чудес.
Много мимо проходит миров,
Но напрасны вопросы веков:
Есть ли там и любовь и мечта?

В небе колышется дождь молодой,
Ветры летят по равнинам бессонным.
Знать бы, что меня ждёт за далёкой чертой,
Там за горизонтом, там за горизонтом!
Там, там-тарам-там-тарам!

Шёл я к высокому небу не зря,
Спал, укрываясь большими снегами.
Но за то я узнал, что такое заря,
Там за облаками, там за облаками!
Там, там-тарам-там-тарам!