Классик французской литературы Шарль БОДЛЕР (9.04.1821—1867), критик и переводчик, — основоположник эстетики декаданса

Прекрасные стихи - "Молитва Сатане", "Литании Сатане", "Эпиграф к осужденной книге", "На картину "Тассо в темнице", "Кот" и "Кошки". Другие не очень, хотя многое зависит от перевода.

Щарль Бодлер "Цветы зла"

ПАРИЖСКИЕ КАРТИНЫ

Пейзаж

Чтоб целомудренно слагать мои эклоги,
Спать подле неба я хочу, как астрологи, -
Из окон чердака, под мирный лепет снов,
Гуденью важному внимать колоколов.
Там, подперев щеку задумчиво рукою,
Увижу улицу я с пестрой суетою,
И мачт Парижа - труб необозримый лес,
И ширь зовущих нас к бессмертию небес.
Отрадно сквозь туман следить звезды рожденье,
В завешенном окне лампады появленье,
И дыма сизого густые пелены,
И чары бледные колдующей луны.
Там будут дни мои неслышно течь за днями.
Когда ж придет зима с докучными снегами,
Все двери, входы все закрою я гостям
И чудные дворцы в ночи моей создам!
И буду грезить я о горизонтах синих,
О сказочных садах, оазисах в пустынях,
О поцелуях дев небесной красоты,
О всем, что детского бывает у мечты.
Пусть под окном моим мятеж тогда бушует, -
Меня он за трудом любимым не взволнует:
В искусство дивное всецело погружен -
По воле вызывать весны волшебный сон,
Из сердца извлекать я буду волны света,
Из мыслей пламенных - тепло и роскошь лета.

СПЛИН И ИДЕАЛ

Приглашение к путешествию

Голубка моя,
Умчимся в края,
Где все, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет.

Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.

Вся мебель кругом
В покое твоем
От времени ярко лоснится.
Дыханье цветов
Заморских садов
И веянье амбры струится.
Богат и высок
Лепной потолок,
И там зеркала так глубоки;
И сказочный вид
Душе говорит
О дальнем, о чудном Востоке.

Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.

Взгляни на канал,
Где флот задремал:
Туда, как залетная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая.
Дома и залив
Вечерний отлив
Одел гиацинтами пышно.
И теплой волной,
Как дождь золотой,
Лучи он роняет неслышно.

Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.

Кот

Как в комнате простой, в моем мозгу с небрежной
И легкой грацией все бродит чудный кот;
Он заунывно песнь чуть слышную поет;
Его мяуканье и вкрадчиво и нежно.

Его мурлыканья то внятнее звучат,
То удаленнее, спокойнее, слабее;
Тот голос звуками глубокими богат
И тайно властвует он над душой моею.

Он в недра черные таинственно проник,
Повиснул сетью струй, как капли, упадает;
К нему, как к зелию, устами я приник,
Как строфы звучные, он грудь переполняет.

Мои страдания он властен покорить,
Ему дано зажечь блаженные экстазы,
И незачем ему, чтоб с сердцем говорить,
Бесцельные слова слагать в пустые фразы.

Тог голос сладостней певучего смычка,
И он торжественней, чем звонких струн дрожанье;
Он грудь пронзает мне, как сладкая тоска,
Недостижимое струя очарованье.

О чудный, странный кот! кто голос твой хоть раз
И твой таинственный напев хоть раз услышит,
Он снизойдет в него, как серафима глас,
Где все утонченной гармонией дышит.

А может быть, и ты — всего лишь заблужденье
Ума, бегущего от истины в мечту?
Шарль Бодлер.

***
Ты рождена от звёзд или пришла из ада?
Скажи мне, красота, ты бес иль божество?
Ты к злу или добру влечёшь лишь силой взгляда,
Ты как вино пьянишь, но ты сильней его.

И что мне, рождена ты светом или тьмою,
Когда с одной тобой, о вечный мой кумир
О ритм, о цвет, о звук! - когда с одной тобою
Не так печальна жизнь, не так ужасен мир.
Шарль Бодлер

***

Мать воспоминаний, нежная из нежных,
Все мои восторги! Весь призыв мечты!
Ты вспомнишь чары ласк и снов безбрежных,
Прелесть вечеров и кроткой темноты.
Мать воспоминаний, нежная из нежных!
Вечера при свете угля золотого,
Вечер на балконе, розоватый дым.
Нежность этой груди! Существа родного!
Незабвенность слов, чей смысл неистребим,

О Бодлере хочется или все, или ничего. Спеть бы оду его «обнаженному сердцу» и его беспощадно ясному уму, который превратил душу, знавшую о своей нечистоте и добровольно ожидавшую пытки, в объект бесконечных аналитических истязаний.
«Его поэзия - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается в подчеркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности бушуют в гранитных берегах беспощадной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между «восторгом жизни» и «ужасом» перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем «несчастным сознанием», т. е. сознанием разорванным и оттого пребывающим в состоянии «бесконечной тоски». (Г. Косиков)
Поэзия для ШБ – главное и самое серьезное дело: «Поэзия - это самое реальное из всего, что существует на свете, но до конца истинной она может быть лишь в ином мире».
«Именно этот восхитительный, бессмертный инстинкт Красоты побуждает нас воспринимать Землю и все, что на ней явлено, как своеобразное отображение, как соответствие Небу. Ненасытная жажда всего нездешнего, которое открывает нам жизнь, является самым живым доказательством нашего бессмертия. Именно в поэзии и посредством поэзии, в музыке и посредством музыки душе удается хотя бы мельком взглянуть на те сокровища, которые находятся по ту сторону могилы... Таким образом, принцип поэзии, в строгом и прямом смысле слова, есть человеческая устремленность к высшей красоте, а воплощается этот принцип в энтузиазме и воспарении душ».
«Если пейзаж прекрасен, то отнюдь не сам по себе, а лишь благодаря мысли и чувству, которые я с ним связываю»: «Февраль, седой ворчун и враг всего живого, /Насвистывая марш зловещий похорон, /В предместьях сеет смерть и льет холодный сон/На бледных жителей кладбища городского».
Вместо того, чтобы умиляться синеве и облакам, символам надежды, к которым устремляет взгляд влюблённый и мечтатель, Бодлер разоблачает небо: «Ты - крышка черная гигантского котла, / Где человечество горит, как груды праха!»
«Я нахожу бесполезным и скучным изображать то, что есть, ибо ничто из того, что есть, меня не удовлетворяет. Природа непривлекательна, и добропорядочной тривиальности я предпочитаю чудовищные порождения моей фантазии»: «В бензое, в мускусе и в ладане поет/ Осмысленных стихий сверхчувственный полет».
Что привлекает во всей этой песне безнадёжности? – полагаю, индивидуальная высшая правда да еще квинтэссенция страсти, с которой она явлена, перед которой отступает и здравый смысл, и инстинкт самосохранения: «Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой/Не смеют, демон мой; ты - край обетованный, /Где горестных моих желаний караваны/К колодцам глаз твоих идут на водопой».
Не устоять ни перед этой страстью, ни перед верностью себе, ни перед обреченностью на себя:
««Наконец-то! один! Не слышно ничего, только рокот нескольких поздних, заблудившихся фиакров. Еще несколько часов, и нами овладеет тишина и покой. Наконец-то! Не тиранит меня больше вид человеческих лиц, и страдаю я только от самого себя...».