ПОЭТ О ЛИЦАХ: «И пела нежные и тонкие слова / Мне снова каждая поблекшая страница, / В тумане вечера воссоздавая лица /

Черубина де Габриак. Сонет
Графу А. Н. Толстому

Сияли облака оттенка роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча
На влажный шелк травы, склонившись у ключа,
Всю нить моей мечты до боли истончая...

В августе 1909 года в редакцию журнала «Апполон» почта принесла рукописи стихов, подписанные «Ч. де Габриак», от которых редактор «Аполлона» Сергей Константинович Маковский, поэт, литературный критик и большой эстет, пришел в восторг.

С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.

Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба...
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.

Но спят в угаснувших веках
Все те, кто были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.

И я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?

Цветы

Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.

Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек-мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.

В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.

Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.

Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.

Стихи стали публиковаться, Черубина не спешила лично явиться в редакцию, а редактор «Аполлона», романтически настроенный молодой человек, безумно влюбился в таинственную незнакомку.

Замкнули дверь в мою обитель
навек утерянным ключом,
и черный Ангел, мой хранитель,
стоит с пылающим мечом.

Но блеск венца и пурпур трона
не увидать моей тоске,
и на девической руке -
ненужный перстень Соломона.

Не осветит мой темный мрак
великой гордости рубины...
Я приняла наш древний знак
святое имя Черубины.

Неясно, что именно было главной целью этой мистификации – разыграть редактора, специально для которого был создан образ женщины, воплотившей идеал его мечтаний; или эта мистификация была разыграна для того, чтобы помочь самоутвердиться в жизни Елизавете Ивановне Дмитриевой (1887-1928), которая под руководством Волошина писала эти стихи. На короткий период Дмитриева – не слишком красивая, склонная к полноте и хромая, почувствовала себя красавицей, от любви к которой сгорал весь литературный Петербург во главе с редактором декадентского журнала.

Зеркало

Давно ты дал в порыве суеверном
Мне зеркало в оправе из свинца,
И призрак твоего лица
Я удержала в зеркале неверном.

И с этих пор, когда мне сердце жжет
Тоска, как капли теплой алой крови,
Я вижу в зеркале изогнутые брови
И бледный ненавистный рот.

Мне сладко видеть наши лица вместе
И знать, что в этот мертвый час
Моя тоска твоих коснется глаз
И вздрогнешь ты под острой лаской мести.

Сжалившись над Маковским, раскрыл ему тайну Черубины поэт Михаил Кузмин. Редактор «Аполлона», увидев Дмитриеву, не смог полюбить реальную женщину – слишком велико было расхождение с идеалом.
Дмитриева, потрясенная крушением созданного ей образа роковой красавицы Черубины, погрузилась в депрессию, прекратила писать стихи и… вскоре вышла замуж за Всеволода Николаевича Васильева и уехала в Туркестан.
В поэзии более она не отмечена ничем значительным: совместно с С. Я. Маршаком работала в театре для детей, написала для него две пьесы; в 1927 году создала еще одну небольшую мистификацию - цикл «Домик под грушевым деревом» в духе средневековой китайской традиции от имени «философа Ли-Сян-цзы».
Литературный талант и блестящее образование в области средневековой литературы позволяли Е. И. Дмитриевой создавать великолепные стилизации, но ее таланту не хватало фантазии, которая рождает темы произведений истинных поэтов.