ЧЕМ даже ЧЁРТ НЕ ШУТИТ???

с одеждой... .

рожки, шерсть - это ли не чертовский прикид)

Женщина не загораживала дальней комнаты, где Вика, облитая светом, теперь
танцевала под невнятную, словно водою размытую музыку, и лысый ее партнер,
расплываясь у нее на плече улыбкой, похожей на шелковый бант, все двигал
ищущими руками, поднимая дыбом Викино короткое платьице. Антонов знал
заранее, что, когда эта пьянка совсем распадется на части, он снова
встретится с Викой у порога в маленькой передней, где женщины, слегка
приседая, столпятся со своей расчехленной косметикой перед наклонным
зеркалом. Потом остатки компании выйдут в чернильную, на асфальте
отпечатанную ночь с химической зеленью фонарей, и те, с кем Вика будет
напоследок обмениваться поцелуями в щечки, вскоре, усевшиеся, проедут мимо в
одинаково ныряющих и исторгающих магнитофонную музыку автомобилях, перенимая
друг у друга вкруговую освещаемых пешеходов, отступивших в кусты. В
сомкнувшейся наконец темноте, расставляющей потихоньку припрятанные вещи на
места, Вика под конвоем безмолвного Антонова угрюмо побредет к трамвайной
остановке и в пустом вагоне будет стоять над тусклыми, в затылок
выстроенными сиденьями, опасаясь за костюм. А дома она напьется и будет
бестолково шевелиться, словно перевернутый на спину тонконогий жучок, — уже
неспособная поговорить с Антоновым, помнящим, что надо так ее раздеть, чтобы
не испачкать расплывшейся косметикой это чертово нежное платьице,
разнимаемое мелкой, как песочек, молнией на два свисающих куска и стоящее
даже без жакета три его доцентские зарплаты. Вика, всхлипывая, коленями
полезет на кровать и рухнет поперек, а Антонову останется пухлый, но
короткий плюшевый диван, всю ночь терзающий ворсом сбитую простыню; наутро
сквозь остатки сна раздастся отдаленное пиканье, и непрозревший Антонов,
сумбурно ища ногами тапки, разъезжаясь вместо тапка на попавшейся под ногу
игрушечной машинке, ринется в тяжелые ароматы спальни, чтобы выключить
забытый под собственной подушкой электрический будильник. Так с головной
угарной боли и телесной ломоты начнется новый день — не хуже и не лучше
остальных. Можно было и не ходить на пьянку, а остаться дома и провести свободный вечер
с какой–нибудь пользой. Тогда бы Вику привезли на автомобиле к подъезду,
откуда еще минут пятнадцать, изнуряя Антонова, доносилось бы птичье хлопанье
клюющих дверец и возбужденное кудахтанье разнообразных голосов. Она бы
поднялась одна, заранее пьяная, уже вполне в кондиции, о чем известила бы
Антонова сумасшедшая синусоида дверного звонка. Этой Вике, с нежным,
мармеладным, чьими–то зубами прикушенным синяком на шее под волосами и с
более грубым, курино–синюшным, на бедрышке, от удара о мебель, было бы
глубоко плевать на украсившее отворот жакета пищевое пятно; размалеванная,
будто маленький клоун, в ярко–красной помаде, размазанной до ушей, она бы
развлекала Антонова, пока бы тот возился с нею, умывал и раздевал, а
повалившись в постель, увлекла бы законного мужа за собой и, поднимая
одеяло, будто косой тяжелый флаг, забросила бы ему на спину вместе с
полотнищем косолапую ногу. Ольга Славникова. ОДИН В ЗЕРКАЛЕ

Первым делом к долгу вернитесь, а безделье бросьте, \ Вы дома отцов, отчизну чтите, чем в чужой земле\ срамиться. НЕВИЙ (274-201 гг. до н. э.) . Перевод И. И. Холодняка

Богом; иначе может разбудить.