почему "стол" столом назвали?

Ужас... утро, действительно, было тяжелым.
Ты тока его не грызи

Нарк не справится с огромными книжными полками, которые про это. Типа-стол-соящий.

предлог С слово тол ровная поверхность с которой что то скатывается например кружка с кофе нескафе

Назови как хочешь, только в печь не бросай.

Действительно. . Лучше бы диваном, красивше как то..

чтоб со стулом не попутать))

а кто его знает, чего он моргает)))

- Вечно тот же стол, — сказал человек, — те же стулья, кровать, портрет. И стол я называю столом, портрет я называю портретом, кровать — кроватью, и стул я называю стулом. А почему, собственно?

Называют же французы кровать «ли» , стол «табль» , стул «шэз» , и ведь понимают друг друга. И даже китайцы друг друга понимают.

«Почему бы не назвать кровать портретом» , — подумал человек, и он усмехнулся, а потом он захохотал, и он хохотал до тех пор, пока соседи не стали стучать ему в стенку и кричать: «Потише, пожалуйста! »

- Все теперь переменится! — крикнул он, и с тех пор он стал кровать называть портретом.

- Я устал, я хочу в портрет, — он говорил, и по утрам он долго лежал в портрете и думал, как бы ему назвать стул, и он назвал стул будильником.

Итак, он вставал, одевался, садился на будильник и опирался руками об стол. Но стол теперь уже не назывался стол, он теперь назывался ковер. Итак, утром этот человек вылезал из портрета, одевался, садился на будильник за ковер, и размышлял, что бы и как ему еще переименовать.

Кровать он теперь называл портретом.

Стол он называл ковром.

Стул он называл будильником.

Газету он называл кроватью.

Зеркало он называл стулом.

Будильник он называл альбомом для фотографий.

Шкаф он называл газетой.

Ковер он называл шкафом.

Портрет он называл столом.

И альбом для фотографий стал теперь зеркалом.

Итак:

По утрам старый человек долго лежал в портрете, в девять звенел альбом, человек поднимался, и он вставал на шкаф, чтоб не мерзли ноги, потом вынимал из газеты одежду, одевался, смотрелся в стул на стене, садился потом за ковер на будильник, пролистывал зеркало, отыскивая стол своей матери.

И ему было весело, и целый день он упражнялся и сочинял новые слова. Все, все он переименовал: и сам он был теперь уже не человек, он был нога, а нога была утро, а утро было человек.

Теперь вы сами сможете дописать этот рассказ. Вы сможете, как смог тот человек, переименовать все остальное:

Звенеть будет — вставать,

мерзнуть будет — смотреть,

лежать будет — звенеть,

вставать будет — мерзнуть,

оставаться будет — листать.

Смотрите, что теперь получается:

Под человека старая нога долго звенела в портрете, в девять вставал альбом, нога мерзла и листала шкаф, чтоб не смотрели утра.

Он купил синюю тетрадь и всю исписывал новыми словами, дел было много, его редко теперь встречали на улице.

И для всех вещей он выучивал новые названия, а старые все больше и больше забывал. И у него был теперь свой собственный язык, и больше никто в целом свете не умел на этом языке разговаривать.

Иногда он видел сны на своем новом языке, и он переводил на свой новый язык песенки, которые помнил с детства, и тихонько их напевал.

Но скоро ему стало трудно переводить, он почти совсем забыл прежний язык, приходилось долго отыскивать прежние слова в синей тетрадке. И он теперь боялся разговаривать с людьми. Приходилось так долго гадать, как люди что называют.

Портрет они называли кроватью.

Ковер они называли столом.

Будильник они называли стулом.

Кровать они называли газетой.

Стул они называли зеркалом.

Альбом они называли будильником.

Газету они называли шкафом.

Шкаф они называли ковром.

Стол они называли портретом.

Зеркало они называли альбомом.

И до того дошло, что его разбирал смех, когда он слышал, как люди разговаривают.

Его разбирал смех, когда при нем кто-нибудь говорил: «Завтра идете на футбол? » Или когда кто-нибудь говорил: «Ну и погодка, два месяца льет» . Или когда кто-нибудь говорил: «У меня дядя в Америке» .

Его разбирал смех потому, что ничего этого он уже не понимал.

Но рассказ этот совсем не веселый.

Он печально начался, и кончается он печально.

Старый человек в сером пальто уже не понимал людей, но это бы еще куда ни шло.

Куда хуже то, что и они его не понимали.

И потому он ничего больше не говорил.

Он молчал,

разговаривал только с самим собой,

даже ни с кем не здоровался.