Снились ли вам когда-нибудь сновидения, которые казались важней самой реальности?

Да, и это было неприятно. И еще вещие сны, самое страшное, что реальность не исправить.

В один прекрасный день, сидя на берегу стольких рек и на опушке леса стольких полян, в этом окне или стольких других окон на углу неба, где трепетало несколько листков пихты, каштана, над долиной снега или над красными степями, медленно, вместе с караванами по бурлящим морям или по спокойным морям, похожим на переливающийся рисунок ткани, где выстраиваются друг за другом совсем слабый бурун, затем еще и еще, и столько криков птиц, столько взглядов в никуда, как то нечто, которое смотрит неизвестно куда, из какого-то окна или из окна в никуда, находясь на бульваре, на скамейке, в камере смертников, в конце всех взглядов, пьянящим утром жимолости и морской водоросли, что пригрезится нам, что послышится нам. Какая музыка сфер? Какой пейзаж за этим пейзажем, какой крик в конце, за чайкой и за всеми чайками, в бесконечности, как эхо, вернувшееся из-за безымянных морей и никогда невиданной страны? Где же та страна, где же тот путь, где же тот крик? Это нечто всех жизней и всех взглядов, всех горестей той единственной секунды, подобной бездне.
Гринго пустился в путь вместе с криком чайки, он летел и летел, он разворачивался над фиолетовыми гладкими водами, нырял в волну и летел вновь, кричал над прибрежными утесами, кричал над фьордами, скользил вместе с прибоем и складывал свои белые крылья, неподвижно стоя на маленькой лапке как будто на века; он уходил вместе с белым медведем, он плыл среди вод, хватал серебристую рыбу и опять плыл и нырял, испытывая наслаждение от маленьких волн, подрагивавших на спине, и он постепенно исчез в паковых льдах, одинокий, царственный и белый, на века снега или на секунды кристалла; он играл и здесь и там, бежал вместе с Рани и растворялся в облаках, появлялся, вновь маленькой золотистой капелькой на краю листка. Они опрометью промчались через широты и долготы, розовые и голубые континенты и бесконечные леса трав с маленькой зеленой змейкой и светлячком, или где как раз рос изумрудный мох с тремя зернышками Солнца, похожий на спокойный бархат для неменяющихся времен года; либо они раскрыли свои глаза людей взглядом, который видит, и услышали еще в конце снегов и времен года этот шепот другой страны, позади всех стран и вскрик несуществующего утеса – этот никогда не бегавший бескрылый бег, не существовавшее наслаждение медведя или несуществующую золотистую каплю на краю травинки. Это прибой еще и еще.
И в одно прекрасное утро, в конце веков, не имеющих времени, или в которых заключено все время радости, в конце дней, не ведающих часов или признающих лишь секунды красоты, в конце бесчисленных жизней и маленьких зрачков всех цветов и всех наслаждений, Гринго взглянул на Рани, Рани взглянула на Гринго.
"Но где же, где это великое Солнце всех снегов, крик всех криков, слабое виртуозное журчание, которое шумит вместе со всеми прибоями, и ветер крыльев в конце крыльев?"
Они посмотрели на нечто, которого там не было.
Тогда, отворилась дверь в глубине их сердца, которое было сердцем мира всех маленьких зверюшек мира, дверь снега и тишины в спокойном царстве, настолько спокойном, что оно не шевелилось, настолько неподвижном, что оно было прозрачным и его не было видно, как воздух в воздухе или как улыбка в глубине взгляда.

Мне приснилось как я уничтожаю мир, совершенно и абсолютно реально. Представляете как после этого было паскудно проснуться и жить :)

Реальность за пределами 3-х состояний, называется турия.

Да, конечно. Были приятные и счастливые. Был и по настоящему страшный сон, который был реальнее реальности. Бррр

Регулярно снятся) очень люблю такие сновидения) в них очень приятно)

Да