Как фамилия художника?

Василий Яковлевич Ситников
Васька-фонарщик (он же Василий Ситников, 1915–1987) — художник-юродивый, сидел в тюрьме, лежал в психушке, был другом всех несогласных и учителем всех жаждущих. Для нонконформиста — набор стандартный. Странность лишь в преподавании. Ситников держал у себя в коммуналке подпольную художественную школу, про которую в Москве 50-х было известно всем, включая чиновников. Но прикрыть ее не пытались, Ситникова из страны не выгоняли — он же придурковатый, сумасшедший со справкой, что с него взять (впоследствии Ситников добровольно расстался с советским паспортом, уехав в 75-м в Америку) .

«Я могу всех научить рисовать голых баб сапожной щеткой» , — говорил «профессор всех профессоров» Василий, по­ка по обшарпанным лестницам дома на Лубянке рассаживались его учени­ки, отставные военные, зеленые юнцы и будущие шестидесятники — все рисовальщики с задатками гениальности. К слову, самого Ситникова рисовать ­никто не учил: по профессии он ­судо­механик. Попутно Ситников работал на строительстве метро, был художником-мультипликатором и модельщиком у режиссера Птушко (он смастерил кондора для фильма «Дети капитана Гранта») , показывал диапозитивы на лекци­ях профессоров Суриковского институ­та, шил себе брюки по последней моде, катался по Яузе на байдарке ­собствен­ного производства, да и рассказчик был замечательный, даже умел доходчиво объяснить смысл абстрактной живопи­си. Сам же рисовал на двухметровых холс­тах одинокие белокаменные монастыри с золотыми куполами, утопающие в тумане, в снегу или в плотном осязаемом воздухе. Иногда окружал церкви людьми: милиционерами, пьяницами, девицами на каблуках и праздными зеваками. Рисовал насмешливые жанровые сценки и автопортреты, в основном тоже насмешливые. То он лежит с балалайкой на травке, повернутый к зрителю грязной пяткой, то бежит по полю за обнаженной девицей на горизонте. И цитата про щетки — вовсе не преувеличение, это у Ситникова такая техника была: нарисует женский торс и давай растирать невысохшую краску сапожной щеткой, достигая эдакого загадочного сфумато. При этом композицию соблюдал дотошно, сим­метрию выверял до миллиметра, иначе нельзя — он же учитель, его работы — академический образец.

Галерея «Наши художники» подгото­вила первую большую ретроспективу ­Ситникова в Москве. Но самое ­любо­пытное здесь — даже не картины художника, авторство которых — вопрос непростой (Ситников зарабатывал живописью, умел писать под заказчика, иногда подписывал своей рукой работы учеников — у иностранцев в те времена на «русские зимки» был большой спрос; при этом умер в Нью-Йорке в полной нищете) . Самое интересное — штудии учеников, поля которых сплошь исписаны рекомендациями учителя: «если уж двигать рукой, то в твоей руке должен был быть не карандаш, а обломок кисти» , «обязательное условие — слушать меня беспрекословно».

Кандинский