Художник сошел с ума, но кошек рисовать не перестал

Герберт Уэллс говорил об Уэйне: «Он превратил себя в кота. Он изобрёл кошачий стиль, кошачье общество, целый кошачий мир. Все английские коты должны стыдиться, если не будут хотя бы немного походить на котов Луиса Уэйна» .

На рисунках Уэйна кошки: принимающие морские ванны, вальсирующие, кошки-гольфисты, кошки-жокеи, футбольные хулиганы, музыканты.

Как правило, они представители зажиточного класса, что позволяет им наряжаться по последней моде, предаваться светским развлечениям, наслаждаться оперными ариями, курить сигары, пить виски.

Ранние работы Уэйна рассматривать приятно, а вот поздние (они, кстати, ценятся намного выше) вызывают противоречивые чувства. По-прежнему восхищаясь мастерством художника, вдруг замечаешь, что кошачьи морды стали злыми.

Именно эти поздние рисунки бросались в глаза на проходившей осенью 30-й ежегодной выставке «кошачьего» искусства в галерее Криса Битлса.

В 1890-х Уэйн выпускал почти по 600 рисунков ежегодно. Их публиковали в газетах, журналах, детских изданиях, на открытках.

Его первые кошки еще были похожими на представителей животного мира, но очень скоро он заставил их ходить на задних лапах, по-человечески гримасничать и жестикулировать. Художник использовал для рисунков наброски, сделанные во время наблюдений за людьми

Мода на кошек захлестнула страну. Никогда прежде они не были столь любимы англичанами. Причем Уэйн не просто воспевал этих животных, он стал их покровителем и дважды был избран председателем Национального клуба любителей кошек. Его «Подмигивающий кот» и герб с тремя кисками до сих пор являются эмблемами клуба.

Сохранился коротенький фильм 30-х годов, где прилично одетый джентльмен гладит кошку, потом рисует на большом листе бумаги круглую морду, напоминающую Чеширского кота из «Алисы» .

Его вымышленные кошки постепенно становились все менее доступными простому взгляду. В подборке иллюстраций, которыми сегодня принято сопровождать почти каждый рассказ о художнике, показана трансформация рыжей кошечки, превратившейся сначала в загадочную психоделическую маску, а потом и вовсе то ли в дракона, то ли в разгневанное буддийское божество
