…смотрела она в окно на голые подрагивающие деревья, на комочки черных птиц, повисших на сучьях, на осевшие сугробы, на игру солнечных бликов в лужах. И жутко хотела яблок. Обостренное желание принесло и ощущение их аромата. Она положила руку на живот, вдохнула.
Явственно почувствовала, как маленькая черноглазая девочка с крысиными косичками впилась редкими зубами в бок сочного яблока, и как потек по ее подбородку сок; как покатились ворованные яблоки из цветастого подола, и, опрокинувшись на спину, раскинув ноги, девушка с бездонными глазами упала в щербатое небо, укусив приближающиеся губы в кровь; как первая женщина сладко потянулась в ней после ночи греха и как заходило проглоченное яблоко в горле ее первого мужчины.
/Марина Купкина/
Вечером большой мужчина принес ей яблок. Краснобокие лежали рядком в пакете, пахли августом, солнцем и женским счастьем. Для нее, для нее одной. В палате есть не стала, жадность – интимное чувство. Жадность счастья - интимно вдвойне. Свернувшись калачиком, спит в животе, а проснувшись, требовательно пихнет ножкой, корми.
Она ела их в туалете, одно за другим исчезали они в ее огромном животе.
Вызывая с глубин памяти уснувшие было воспоминания…
Вот паданцы прыгают по траве, догоняя друг друга. Спят бочком в ящике, обернутые в холщовую рубашонку. Он смешно морщит нос, когда хрустит яблоком. Протягивает ей разломанное пополам, а в глазах бездна.
Еще горячую шарлотку запихивает в рот, запивая парным молоком, в закатанном по локоть рукаве сильная загорелая рука в белых шрамах, припасть – не оторваться. Запеченное похоже на старушечье личико. Чайной ложкой в самую мякоть. Посадила в горшочек яблочное семечко, ждала, когда проклюнется, задушила заботой.. .
