а есть ли выбор? жизнь просто становится понятной и от того - теряет своё очарование
ну, ещё уровень гормонов в крови падает - и это немного притупляет восприятие
не вижу ничего смертельного и ужасного в этом, просто естественный ход вещей
иногда всё равно возвращаешься в те детские ощущения, когда видишь какие-то сюжеты из жизни других, которые были у самого, - ну чем не машина времени?
"В тот вечер Дуглас возвращался домой из кино вместе с родителями и братом Томом, и увидел их в ярко освещенной витрине магазина – теннисные туфли.
Дуглас поспешно отвел глаза, но его ноги уже ощутили прикосновение парусины и заскользили по воздуху – быстрей, быстрей! Земля завертелась, захлопали полотняные навесы над витринами – такой он поднял ветер, так он мчался…
Родители и Том шагали не торопясь, а между ними, пятясь задом, шел Дуглас и не сводил глаз с теннисных туфель там, позади, в полуночной витрине.
Стоял июнь, давно миновало то время, когда на лето покупают такие туфли, легкие и тихие, точно теплый дождь, что шуршит по тротуарам.
Уже июнь, и земля полна первозданной силы, и все вокруг движется и растет.
Трава и по сей день переливается сюда из лугов, омывает тротуары, подступает к домам.
Кажется, город вот-вот черпнет бортом и покорно пойдет на дно, и в зеленом море трав не останется ни всплеска, ни ряби.
Дуглас вдруг застыл, точно врос в мертвый асфальт и красный кирпич улицы, не в силах тронуться с места.
– Пап, – выпалил он. – Вон там, в окне, теннисные туфли…
Отец даже не обернулся.
– А зачем тебе новые туфли, скажи, пожалуйста? Можешь ты мне объяснить?
– Ну-у…
Да затем, что в них чувствуешь себя так, будто впервые в это лето скинул башмаки и побежал босиком по траве.
Точно в зимнюю ночь высунул ноги из-под теплого одеяла и подставил ветру, что дышит холодом в открытое окно, и они стынут, стынут, а потом втягиваешь их обратно под одеяло, и они совсем как сосульки…
В теннисных туфлях чувствуешь себя так, будто впервые в это лето бредешь босиком по ленивому ручью и в прозрачной воде видишь, как твои ноги ступают по дну – будто они переломились и движутся чуть впереди тебя, потому что ведь в воде все видится не так…
– Пап, – сказал Дуглас, – это очень трудно объяснить...."
Психология
Когда из головы убегают тараканы, в ней заводятся совы. И мы становимся мудрей, но мир теряет краски. Что выбирать?
Хе, хе... Дело не в выборе. Выгнать тараканов из головы, а бабочек из живота - великий труд есть.
Татьяна Вилисова
93 017
Невыносимую легкость бытия!
что душеньке угодно
Екатерина Фёдорова
57 887
Ну не голова, а зоосад какой-то)
В моей солома, слава Богу, может поэтому и выбирать не приходится)
В моей солома, слава Богу, может поэтому и выбирать не приходится)
Ксения Левченко
27 615
бабочек
Ирина Васильева
23 439
...я выбираю элитных проституток...
Елена Милакова
2 710
Похожие вопросы
- ваш мир терял краски???))) как вы го потом раскрашивали??))))))
- Когда ВСЁ надоело... И ---ЖИЗНЬ теряет ---КРАСКИ и СМЫСЛ... Что делать---как поступить--- Душевно Возродиться..?.)))
- Когда женщина становится мудрой и терпимой?!:)
- Говорят , когда человек взрослеет он становится мудрее....Какую мудрость вы обрели за свою жизнь и которой вы можете по
- Люди с годами становятся мудрее или... Просто осторожнее?
- Когда человек становится...мудрым?:)
- правда, что после попытки самоубийства человек становится мудрее?
- Как становятся мудрыми? Добрый вечер! =)
- Поднимая искусственно свой интеллект ( КПД) человек становится мудрее, умнее? или Ваш вариант ответа..)
- В чем уникальность отрицательного опыта, человек становится мудрей
Они кладут в подметки чудо-траву, что делает дыхание легким, а под пятку – тугие пружины, а верх ткут из трав, отбеленных и обожженных солнцем в просторах степей.
А где-то глубоко в мягком чреве туфель запрятаны тонкие, твердые мышцы оленя.
Люди, которые мастерят эти туфли, верно, видели множество ветров, проносящихся в листве деревьев, и сотни рек, что устремляются в озера.
И все это было в туфлях, и все это было – лето."
– Допустим, – сказал отец. – Но чем плохи твои прошлогодние туфли?
Поройся в чулане, ты, конечно, найдешь их там.
– Как же ты не понимаешь? – сказал Дуглас отцу. – Прошлогодние никак не годятся.
Ведь прошлогодние туфли уже мертвые внутри. Они хороши только одно лето, только когда их надеваешь впервые. Но к концу лета всегда оказывается, что на самом деле в них уже нельзя перескочить через реки, деревья или дома, – они уже мертвые. А ведь сейчас опять настало новое лето, и, конечно, в новых туфлях он опять сможет делать все, что только пожелает.
Погасили огонь. Том уснул, а Дуглас все смотрел на свои ноги – они белели под лунным светом, далеко, в конце кровати, свободные от тяжеленных башмаков: только теперь с них свалились эти гири – остатки зимы."
Старый мистер Сэндерсон двигался по своей обувной лавке, точно по какому – то питомнику, где в конурках собраны со всего света собаки и кошки всевозможных пород; и на ходу он ласково гладил своих любимцев. Мистер Сэндерсон погладил каждую пару башмаков и туфель, выставленных в витрине, и одни казались ему собаками, другие кошками; он касался их заботливой рукой – где поправит шнурки, где вытянет язычок. Потом остановился на самой середине ковра, покрывавшего пол лавки, огляделся вокруг и с удовлетворением кивнул."
И вот, мучительно медленно, держа на ладони все свои сбережения и не решаясь поднять глаза, Дуглас шагнул из яркого полуденного света в лавку.
Он осторожно разложил столбиками на прилавке медяки, монетки по десять и двадцать пять центов, словно шахматист, что ждет с тревогой – вознесет ли его следующий ход к вершинам торжества или погрузит в бездну отчаянья.
– Все ясно без слов, – сказал мистер Сэндерсон. Дуглас замер.
– Во – первых, я знаю, что ты хочешь купить, – продолжал мистер Сэндерсон. – Во – вторых, я каждый день вижу тебя у моей витрины. Ты думаешь, я ничего не замечаю? Ошибаешься. В – третьих..."
Нет! – крикнул Дуглас, – Не надо мне кредита, я придумал кое-что получше, – выдохнул он наконец. – Сейчас я объясню, только сперва, пожалуйста, скажите мне одну вещь, сэр, мистер Сэндерсон. Вы помните, когда вы сами в последний раз надевали такие туфли?
– Ну, лет десять назад или двадцать, может быть, даже тридцать…
– Знаете что, мистер Сэндерсон, если по-честному, вам надо и самому хоть примерить ваши теннисные туфли. Ведь вы их людям продаете? Вот и примерьте хоть на минутку, сами увидите, каковы они на ноге.
Если долго чего – нибудь не пробовать, поневоле забудешь, как это бывает."
– Ты, верно, заметил, я тоже не босиком хожу, – сказал старик.
– Но не в теннисных туфлях, сэр! Как же вы их продаете, если не можете даже как следует их расхвалить? А как вам их расхваливать, если вы их толком и не знаете?
– Мистер Сэндерсон, – сказал Дуглас, – вы мне продайте одну вещь, а я тоже продам вам кое-что очень полезное.
– Но неужели для этой сделки необходимо, чтобы я надел пару теннисных туфель, дружок?
– Это было бы очень хорошо, сэр!
Старик вздохнул. Через минуту он уже сидел на стуле и, тяжело дыша, зашнуровывал на своих узких длинных ногах теннисные туфли. Туфли казались чужими и неуместными рядом с темными обшлагами его пиджака. Наконец он встал."
– Как я себя чувствую? Отлично. – И он хотел снова сесть на стул.
– Нет, нет! – Дуглас умоляюще протянул руку. – Теперь, пожалуйста, покачайтесь немного с пяток на носки, попрыгайте, поскачите, что ли, а я вам все доскажу. Значит, так: я отдаю вам деньги, вы отдаете мне туфли. Я должен вам еще доллар. Но, как только я надену эти туфли, мистер Сэндерсон, как только я их надену, знаете, что случится?
– Что же?
– Хлоп! Я разношу вашим покупателям на дом покупки, таскаю для вас всякие свертки, приношу вам кофе, убираю мусор, бегаю на почту, на телеграф, в библиотеку! Я буду летать взад и вперед, взад и вперед, десять раз в минуту! Вот вы теперь сами чувствуете, какие эти туфли, сэр, сами чувствуете, как быстро они будут меня носить! Ведь"
Сэндерсона оглушило это красноречие. Поток слов захватил его и понес; он поглубже засунул ноги в туфли, пошевелил пальцами, повертел ступней, вытянул ногу в подъеме. В открытую дверь задувал ветерок, и мистер Сэндерсон тихонько покачивался, подставляя ноги под его свежее дуновение. Туфли неслышно тонули в мягком ковре, точно..."
По тротуару под жарким солнцем шли мимо лавки редкие прохожие.
А старик и мальчик все стояли друг против друга, и лицо мальчика сияло, а старик, казалось, обдумывал некое неожиданное открытие.
– Послушай, – сказал он наконец. – Не хочешь ли лет эдак через пять продавать у меня тут ботинки?"
– Что захочешь, сынок, то и станешь делать, – сказал старик. – Ты своего добьешься. И никто тебя не удержит,
Он легким шагом подошел к стене, где стояло, уж наверно, десять тысяч коробок с обувью, и вернулся к прилавку с туфлями для Дугласа. Потом он писал что – то на листке бумаги, а Дуглас в это время надел туфли, завязал шнурки и теперь стоял и ждал.
Старик кончил писать и протянул ему листок.
– Вот тебе десяток поручений на сегодня. Когда все сделаешь, мы с тобой квиты и ты получаешь расчет.
– Спасибо, мистер Сэндерсон! – Дуглас кинулся прочь из лавки.
– Постой! – закричал старик.
Дуглас остановился и обернулся к нему.
– Ну, как туфли? – с интересом спросил старик."
– Антилопы? Газели?
Дуглас подумал, помолчал в нерешительности и торопливо кивнул. И – исчез. Дверь – настежь, на пороге – никого. Быстрый шорох теннисных туфель растаял в тропическом зное.
Мистер Сэндерсон стоял в дверях, ослепленный солнцем, и прислушивался. С давних – давних пор, когда его еще одолевали мальчишеские мечты, он помнил этот звук. Под небом мелькали чудесные создания, скользили под деревьями и в кустах, убегали все дальше, и оставалось лишь еле слышное эхо…
– Антилопы, – повторил Сэндерсон. – Газели… Он нагнулся и поднял с пола..."