Можно ли расстроить христианина, отняв у него перспективу вечного пребывания в раю, предложив лишь число Грэма лет в нём?

Можно и расстроить.

Можно ли расстроить ученого, сказав ему, что никакого Грэма нет, а есть просто образ материи равной удаленность совокупности образов связанной ауры сквозь призму искажения иных фаз?

... предлагал купить калейдоскоп, выдавая его за прибор, в который можно наблюдать Истину...
Но я сомневаюсь в том, что хочу знать правду. Правда нужна для подбородков, шляп и амилазиновых пальто, когда они стоят на мавзолее подобно птицам на карнизах домов пристарелых, когда из грязного неба свешивают рвущиеся цепочки ветхого дождя. Правда нужна для обладающих волей, попавших ногой в стремительные стремена времени, чья смоченная клейстером власть ложится компрессом на воспаленный лоб Родины, как влажный ласт тюленя на кафель бассейна красотки Розенкранц. Красота убьет мир - красота не может не быть незаконченной, и она прикончит нас всех, как закладки спайса, гашиша и морфия, вводящие нас в удивительный балаган внутри калейдоскопа. Мне всего 111 лет, а я уже ничего не помню, и аэропорт в Адлере вспоминаю, словно это было в кино, мозг стирается, как ластик - он всего лишь органический пластик, удушливый шлейф шелестящего платья красотки Алисы фон Фольксваген, состоящей из серпантина, звездного порошка и питательно-жёлтой Луны, высушенной до состояния арктических сухарей экспедиции Крузенштерна, Лисянского и подьячего в рваном подряснике. Жизнь становится тонкой, время прозрачно, это всего лишь сетка, оставшаяся на месте листьев. Рапньше я помнил главны, потом оставались абцацы, теперь я ползу муравьем, ощупывая букву за буквой. Прошло два часа - что я делал? Я помню, что ничего не запомнил. Зачем мне так много помнить? Ах, да, чтобы принимать правильные решения в мире, основанном на вероятности. Странно, что вероятность выпадения шестерки после стократного подряд выпадения шестерки всё так же равна один к шести. Тогда к чему мне этот самосвал с песками дней, если он сваливает песок в одну и ту же песочницу? Играть песком, все мы будем в раю играть песком, и строить песочные замки, населяя песочными баронессами Елизаветами Бухенвальд. Девушка носит лайкру, чтобы притягивать лайки. Людям нравится нравиться, сколько же можно нравиться? Неужели три тысячи лет? Однажды тебе разонравится нравиться, и бомбардировщики одиночества, загруженные Джомолунгмами, равномерно взлетят и планомерно возьмут курс на стеклянные города, как летающие острова, исчерченные силовыми линиями Туполева, Королева, Сикорского и Теслы. Я уже вижу их влажные вёсла, погруженные в черные вёсны, все в грачах и сиреневой пасте снегов Васнецова. Они не оставят ни капли на дне раскаленной фляги, и не хватит слюны для пустого глотка, лишь сухая известь в горле, и шершавые стены гробницы пыльного тутанхамона.