Какое детсва прошол у Карлоса Тевеса?

родился в небогатой семье, в которой, помимо него, было ещё четверо детей. Его детство прошло в одном из самых неблагополучных и криминогенных пригородов Буэнос-Айреса

«В детстве я старался никогда не выходить на улицу один, потому что это было крайне опасно. По ночам наш район напоминал Бейрут в самый разгар гражданской войны — крики, стрельба, вой полицейских сирен. Когда шальные пули залетали в наши окна, мы падали на пол и молились. А на следующий день я как ни в чем не бывало шёл в школу или на тренировку, нередко обходя по пути тела убитых ночью людей. По нашему району вечно бродили пьяные и обкуренные типы. Их жизнь вращалась вокруг спиртного или наркотиков. Многие промышляли воровством и называли это „лёгкими деньгами“, потому что они тут же уходили на выпивку или наркотики. Эти люди просыпались утром без денег и вновь шли воровать. Когда не нужно было идти в школу, мы с друзьями с утра до вечера гоняли мяч. Кстати, своего мяча у нас не было, поэтому приходилось брать взаймы. Я играл с четырьмя щитками на ногах: два защищали лодыжки и два — икроножные мышцы. Хуже всего было с обувью. Бутсы были такими тесными, что у меня постепенно перестали расти пальцы на ногах. Наше „поле“ находилось на краю свалки. Играть приходилось в буквальном смысле слова с риском для жизни. Площадка была усеяна грязными шприцами и битым стеклом. Приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не порезаться и не заболеть потом чем-нибудь вроде столбняка. Играли мы зачастую не просто так, а на кока-колу или карманные деньги. Отлично помню, как мы после победы покупали на выигранные деньги хлеб и холодное мясо и тут же, на поле, всё съедали»

У Тевеса есть серьёзный шрам, идущий от правого уха вниз по шее и до груди. Он получил его в возрасте десяти месяцев, когда «исследовал» кухню матери и неосторожно уронил на себя чайник с кипятком. Это вызвало ожог третьей степени правой стороны груди и шеи, который пришлось залечивать почти два месяца. Сегодня шрамы — очень заметная особенность Тевеса. Он отказывается сводить их, заявляя, что они представляют собой некое связующее звено между его прошлым и настоящим.

Аргентинское детство!

Ранние годы

Карлос Альберто Тевес (урождённый Карлос Альберто Мартинес) родился в небогатой семье, в которой, помимо него, было ещё четверо детей. Его детство прошло в одном из самых неблагополучных и криминогенных пригородов Буэнос-Айреса «Эхерсито де лос Андес» , более известном как «Фуэрте-Апаче» (отсюда Карлос получил своё прозвище «Апач») . Его первым молодёжным клубом стал «Олл Бойз» , в котором он играл под фамилией Мартинес. Позднее он был вынужден взять себе фамилию матери из-за конфликта между «Олл Бойз» и «Бока Хуниорс». [3]

«В детстве я старался никогда не выходить на улицу один, потому что это было крайне опасно. По ночам наш район напоминал Бейрут в самый разгар гражданской войны — крики, стрельба, вой полицейских сирен. Когда шальные пули залетали в наши окна, мы падали на пол и молились. А на следующий день я как ни в чем не бывало шёл в школу или на тренировку, нередко обходя по пути тела убитых ночью людей. По нашему району вечно бродили пьяные и обкуренные типы. Их жизнь вращалась вокруг спиртного или наркотиков. Многие промышляли воровством и называли это „лёгкими деньгами“, потому что они тут же уходили на выпивку или наркотики. Эти люди просыпались утром без денег и вновь шли воровать. Когда не нужно было идти в школу, мы с друзьями с утра до вечера гоняли мяч. Кстати, своего мяча у нас не было, поэтому приходилось брать взаймы. Я играл с четырьмя щитками на ногах: два защищали лодыжки и два — икроножные мышцы. Хуже всего было с обувью. Бутсы были такими тесными, что у меня постепенно перестали расти пальцы на ногах. Наше „поле“ находилось на краю свалки. Играть приходилось в буквальном смысле слова с риском для жизни. Площадка была усеяна грязными шприцами и битым стеклом. Приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не порезаться и не заболеть потом чем-нибудь вроде столбняка. Играли мы зачастую не просто так, а на кока-колу или карманные деньги. Отлично помню, как мы после победы покупали на выигранные деньги хлеб и холодное мясо и тут же, на поле, всё съедали» [4].

У Тевеса есть серьёзный шрам, идущий от правого уха вниз по шее и до груди. Он получил его в возрасте десяти месяцев, когда «исследовал» кухню матери и неосторожно уронил на себя чайник с кипятком. [5] Это вызвало ожог третьей степени правой стороны груди и шеи, который пришлось залечивать почти два месяца. Сегодня шрамы — очень заметная особенность Тевеса. Он отказывается сводить их, заявляя, что они представляют собой некое связующее звено между его прошлым и настоящим. [6]

«В детстве я старался никогда не выходить на улицу один, потому что это было крайне опасно. По ночам наш район напоминал Бейрут в самый разгар гражданской войны — крики, стрельба, вой полицейских сирен. Когда шальные пули залетали в наши окна, мы падали на пол и молились. А на следующий день я как ни в чем не бывало шёл в школу или на тренировку, нередко обходя по пути тела убитых ночью людей. По нашему району вечно бродили пьяные и обкуренные типы. Их жизнь вращалась вокруг спиртного или наркотиков. Многие промышляли воровством и называли это „лёгкими деньгами“, потому что они тут же уходили на выпивку или наркотики. Эти люди просыпались утром без денег и вновь шли воровать. Когда не нужно было идти в школу, мы с друзьями с утра до вечера гоняли мяч. Кстати, своего мяча у нас не было, поэтому приходилось брать взаймы. Я играл с четырьмя щитками на ногах: два защищали лодыжки и два — икроножные мышцы. Хуже всего было с обувью. Бутсы были такими тесными, что у меня постепенно перестали расти пальцы на ногах. Наше „поле“ находилось на краю свалки. Играть приходилось в буквальном смысле слова с риском для жизни. Площадка была усеяна грязными шприцами и битым стеклом. Приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не порезаться и не заболеть потом чем-нибудь вроде столбняка. Играли мы зачастую не просто так, а на кока-колу или карманные деньги. Отлично помню, как мы после победы покупали на выигранные деньги хлеб и холодное мясо и тут же, на поле, всё съедали» .