Какой литературный отрывок тронул вас за душу?

Я увидел маленькую девочку, она вела на веревке собаку -- обыкновенную, простую собаку -- они шли в сторону станции. Я знал, сейчас девочка идет на пруд, она будет купаться и купать свою простую собаку, а затем минует сколько-то лет, девочка станет взрослой и начнет жить взрослой жизнью: выйдет замуж, будет читать серьезные книги, спешить и опаздывать на работу, покупать мебель, часами говорить по телефону, стирать чулки, готовить есть себе и другим, ходить в гости и пьянеть от вина, завидовать соседям и птицам, следить за метеосводками, вытирать пыль, считать копейки, ждать ребенка, ходить к зубному, отдавать туфли в ремонт, нравиться мужчинам, смотреть в окно на проезжающие автомобили, посещать концерты и музеи, смеяться, когда не смешно, краснеть, когда стыдно, плакать, когда плачется, кричать от боли, стонать от прикосновений любимого, постепенно седеть, красить ресницы и волосы, мыть руки перед обедом, а ноги -- перед сном, платить пени, расписываться в получении переводов, листать журналы, встречать на улицах старых знакомых, выступать на собраниях, хоронить родственников, греметь посудой на кухне, пробовать курить, пересказывать сюжеты фильмов, дерзить начальству, жаловаться, что опять мигрень, выезжать за город и собирать грибы, изменять мужу, бегать по магазинам, смотреть салюты, любить Шопена, нести вздор, бояться пополнеть, мечтать о поездке за границу, думать о самоубийстве, ругать неисправные лифты, копить на черный день, петь романсы, ждать ребенка, хранить давние фотографии, продвигаться по службе, визжать от ужаса, осуждающе качать головой, сетовать на бесконечные дожди, сожалеть об утраченном, слушать последние известия по радио, ловить такси, ездить на юг, воспитывать детей, часами простаивать в очередях, непоправимо стареть, одеваться по моде, ругать правительство, жить по инерции, пить корвалол, проклинать мужа, сидеть на диете, уходить и возвращаться, красить губы, не желать ничего больше, навещать родителей, считать, что все кончено, а также -- что вельвет (драпбатистшелкситецсафьян) очень практичный, сидеть на бюллетене, лгать подругам и родственникам, забывать обо всем на свете, занимать деньги, жить, как живут все, и вспоминать дачу, пруд и простую собаку.

Недвижим он лежал, и странен
Был томный вид его чела.
Под грудь он был навылет ранен;
Дымясь, из раны кровь текла.
Тому назад одно мгновенье
В сем сердце билось вдохновенье,
Вражда, надежда и любовь,
Играла жизнь, кипела кровь:
Теперь, как в доме опустелом,
Все в нем и тихо и темно;
Замолкло навсегда оно.
Закрыты ставни, окны мелом
Забелены. Хозяйки нет.
А где, Бог весть. Пропал и след.

Есть два рода сострадания. Одно - малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание - истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям. Только того, когда принесешь в жертву самого себя, только тогда.

Цвейг. Нетерпение сердца

Эмеральда попыталась было уехать в отпуск, но ее сумка оказалась такой тяжелой, что в самолет мою подругу не пустили. Она вернулась домой, и я решил посмотреть, что же она такое с собой взяла. Я нашел в сумке то, что ожидал увидеть: крем для загара, купальник, разговорник. Но большую часть багажа составляли мои фотографии. Она взяла портреты в рамке, несколько фотоальбомов и подушечку, на которой было вышито мое лицо. Вышивку Эмеральда сделала собственноручно.
– Мне пришлось бы прожить без тебя целую неделю, – объяснила она, всхлипывая. – Я не могла их не взять.
Я сказал:
– Ни слова больше. – И до рассвета целовал ее мягкие губы.

Вишневский "Рейтинг эмоций"

и

Чак Паланик "Уцелевший":

Где-то над Небраской я вспоминаю, что забыл свою рыбку.

И она должна быть голодна.

Такова правоверческая традиция, что даже у трудовых миссионеров должен быть кто-то: кошка, собака, рыбка, чтобы было о ком заботиться. В большинстве случаев это была рыбка. Просто кто-то, кому нужно, чтобы ты проводил ночи дома. Кто-то, кто спасает тебя от одиночества.

Рыбка - это что-то, что заставляет жить на одном месте. Согласно доктрине церковной колонии, именно поэтому мужчина берет в жены женщину, а женщина рожает детей. Это что-то, вокруг чего должна вращаться твоя жизнь.

Это сумасшествие, но ты отдаешь все свои эмоции этой крошечной золотой рыбке, даже после шестисот сорока золотых рыбок, и ты не можешь просто так позволить этой малявке умереть голодной смертью.

Я говорю стюардессе, что мне надо вернуться, а она отбивается от моей руки, держащей ее за локоть.

В самолете так много рядов людей, сидящих и летящих в одном направлении высоко над землей. Летящих в Нью-Йорк, который, по моим представлениям, должен быть чем-то вроде Рая.

Слишком поздно, говорит стюардесса. Сэр. Самолет нельзя остановить. Сэр. Может, когда мы приземлимся, говорит она, может, я смогу кому-то позвонить. Сэр.

Но там нет никого.

Никто не поймет.

Ни домовладелец.

Ни полиция.

Стюардесса вырывает свой локоть. Она бросает на меня взгляд и движется дальше по проходу.

Все, кому я мог бы позвонить, мертвы.

Поэтому я звоню единственному человеку, который может мне помочь. Я звоню последнему человеку, с которым хочу поговорить, и она берет трубку после первого гудка.

Оператор спрашивает, возьмет ли она на себя расходы, и где-то в сотнях миль позади меня Фертилити говорит да.

Я сказал привет, и она сказала привет. В ее голосе не было ни капли удивления.

Она спросила: «Почему ты не пришел сегодня к склепу Тревора? У нас должно было быть свидание» .

Я забыл, говорю я. Вся моя жизнь - это сплошная забывчивость. Это мое самое ценное профессиональное умение.

Моя рыбка, говорю я. Она умрет, если никто ее не покормит. Может, она посчитает, что это неважно, но эта рыбка для меня - весь мир. Сейчас рыбка - единственная, о ком я забочусь, и Фертилити должна пойти туда и покормить ее, или, еще лучше, взять ее к себе домой.

«Да, - говорит она. - Конечно. Твоя рыбка» .

Да. И ее нужно кормить каждый день. Пища, которую она больше всего любит, находится за аквариумом на холодильнике, и я даю ей адрес.

Она говорит: «Наслаждайся превращением в большого международного духовного лидера» .

Мы разговариваем, а самолет уносит меня все дальше и дальше на восток. Примерные главы моей автобиографии лежат на сидении рядом со мной, и это сплошной шок.

Я спрашиваю: откуда она узнала?

Она говорит: «Я знаю значительно больше, чем ты сообщаешь мне» .

Что, например? Я спрашиваю, что еще она знает?

Фертилити говорит: «Чего ты боишься, чтобы я узнала? »

Стюардесса заходит за занавеску и говорит: «Он беспокоится о золотой рыбке» . Какие-то женщины за занавеской смеются, и одна говорит: «Он что, умственно отсталый? »

Как для экипажа самолета, так и для Фертилити, я говорю: Так случилось, что я последний уцелевший из почти полностью исчезнувшего религиозного культа.

Фертилити говорит: «Ну и отлично» .

Я говорю: И я больше никогда ее не увижу.

«Да, да, да» .

Я говорю: Люди ждут меня в Нью-Йорке завтра. Они планируют что-то большое.

А Фертилити говорит: «Ну конечно планируют» .

Я говорю: Мне жаль, что я не смогу больше с ней танцевать.

А Фертилити говорит: «Сможешь» .

Ну, раз она знает так много, спрашиваю я у нее, как зовут мою рыбку?

«Номер шестьсот сорок один» .

Это чудо из чудес, она права.

«Даже не пытайся держать что-то в секрете, - говорит она. - После того, что я вижу в снах каждую ночь, меня очень трудно удивить».