Как Вы считаете : самое обидное оскорбление для мужчины и почему???))))

Все выражения, которые бьют "ниже пояса", ни один мужчина не простит такого оскорбления

самое обидное оскорбление - правдивое или незаслуженное.. . и конечно же, произнесенное Любимыми Устами ...

Но это Опять же для меня.. .
Кто.. ? Зачем..?? Почему.. ?
но в прочем есть некоторые слова. .
для меня непереваримые..

Не всякий мужчина и не на всяких обижается.

Обидных слов можно нати много, главное знать какое слово нужно говорить и кому, только надо ли это делать....

Неудачник! Слабак!

Уверить его что он полное ничтожество.

Козел

Саме обидное -это оскорбление от любимого человека, а он то уже найдет по чем ударить! Кто как не он знает все слабые места?
Если Вы хотите уж так его оскорбить, то говорите спокойно о его недостатке или просто оскорбляйте. Делая это в порыве гнева Вы нанесете меньший урон, чем в спокойном разговоре, ведь серьезность не оставляет сомнения в ваших словах. А что сказать, это уже каждая женщина рещает для себя сама, она должна знать, а как иначе?

По моему, это просто сказать ему, что он не мужчина!:)) ) Удачи!

Отсутствие интереса со стороны женщины.
Объяснить это невозможно.

Если в плане интимных отношений - то что ты никогда не была им удовлетворена, а если нет - то слабаком, трусом.. . Но лучше не дай БОГ до такого дойти !

Не надо меня обижать, я хороший!!!

самое обидное оскорбление не только для мужчины, но и для любого человека - это оскорбление, связанное с его (человека) физическим недостатком, а в остальном мужики достаточно невосприимчивы к оскорблениям и переносят их легче, чем женщины.

Каждый случай - индивидуальность.
Самое обидное оскорбление для мужчины связано с его "любимой мозолью".
Например, если мужчина трагически воспринимает неудачи сексуального плана, то конкретно добить его можно фразой "Импотент чертов! " после очередной неудачи.
Или если мужчина ставит во главу угла карьерный рост - обидным будет для него утверждение, что он лузер.
У всех это по-разному.
Если меня, например, назовут импотентом, я рассмеюсь только...

Для мужчины нет ничего более обидного, чем обозвать его глупцом, для женщины - сказать, что она безобразна. (Иммануил Кант)

Сказать, что он "баба"

Когда ему скажут что он- проститутка.

а зачем его обижать!!

сказать, что он вас как мужчина не устраивает

Ты мне больше не нужен....

блин полностью согласна с ответом StikSа точно так же хотела ответить. это нечестно!!!!

Когда оскорбляют его- Я.

любое оскарбление от любимого человека я думаю считаеться оскарблением. хочеш обидеть лутше промолчи

Не, я тебе ничего не скажу! И другим не советую.
Ты-же наверняка кого-т обругать хочешь! Да еще и пообидней..!. Нехорошо!...

есть несколько один относится к физической силе, а второй к умственным способностям
Когда мужчине говорят что он импотент и если это говорит близкий ему человек женского пола это убьют наповал любого нормального мужика
Когда мужчине говорят что он туп и неможет обеспечить даже себя это тоже очень обидно

Импотент! Без комментариев!

Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак! Слабак!