Литературные ассоциации на тему "улица к морю"?

Тут уже каждый кусочек берега был ему известен до малейших
подробностей.
Большой Фонтан, Средний Фонтан, Малый Фонтан, высокие обрывистые
берега, поросшие дерезой, шиповником, сиренью, боярышником.
В воде под берегом - скалы, до половины зеленые от тины, и на этих
скалах - рыболовы с бамбуковыми удочками и купальщики.
А вот и "Аркадия", ресторан на сваях, раковина для оркестра - издали
маленькая, не больше суфлерской будки, - разноцветные зонтики, скатерти,
по которым бежит свежий ветер.
Все эти подробности возникали перед глазами мальчика, одна другой
свежее, одна другой интереснее. Но они не были забыты. Нет! Их ни за что
нельзя было забыть, как нельзя было забыть свое имя. Они лишь как-то
ускользнули на время из памяти. Теперь они вдруг бежали
назад, как домой после самовольной отлучки. Они бежали одна за другой. Их
становилось все больше и больше. Они обгоняли друг дружку.
Казалось, они наперерыв кричали мальчику:
"Здравствуй, Петя! Наконец-то ты приехал! А мы все без тебя
соскучились! Неужели ты нас не узнаешь? Посмотри хорошенько: это же я,
твоя любимая дача Маразли. Ты так любил ходить по моим великолепно
выстриженным изумрудным газонам, хотя это строжайше воспрещалось! Ты так
любил рассматривать мои мраморные статуи, по которым ползали крупные
улитки с четырьмя рожками, так называемые "Лаврики-Павлики", оставляя за
собой слюдяную дорожку! Посмотри, как я выросла за лето! Посмотри, какими
густыми стали мои каштаны! Какие пышные георгины и пионы цветут на моих
клумбах! Какие роскошнейшие августовские бабочки садятся, в черной тени
моих аллей! "
"А это я: "Отрада"! Не может быть, чтоб ты забыл мои купальни, и мой
тир, и мой кегельбан! Посмотри же: пока ты пропадал, тут успели поставить
замечательную карусель с лодочками и лошадками. Тут же неподалеку живет
твой друг и товарищ Гаврик. Он ждет не дождется, когда ты приедешь. Скорее
же, скорей! "
"А вот и я! Здравствуй, Петька! Не узнал Ланжерона? Смотри, сколько
плоскодонных шаланд лежит на моем берегу, сколько рыбачьих сетей сушится
на веслах, составленных в козлы! Ведь это именно в моем песке ты нашел в
прошлом году две копейки и потом выпил - хоть в тебя уже и не лезло -
четыре кружки кислого хлебного квасу, бившего в нос и щипавшего язык.
Неужели ты не узнаешь эту будку квасника? Да вот же она, вот, стоит как ни
в чем не бывало на обрыве в разросшемся за лето бурьяне! Тут даже и
бинокля не надо".
"А вот и я! И я! Здравствуй, Петя! Ох, что тут без тебя в Одессе
было! Здравствуй, здравствуй! "

...но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения. «Секрет» в это время огибал небольшой мыс, держась к берегу углом левого борта; негромкая музыка лилась в голубом дне с белой палубы под огнем алого шелка; музыка ритмических переливов, переданных не совсем удачно известными всем словами: «Налейте, налейте бокалы – и выпьем, друзья, за любовь» … – В ее простоте, ликуя, развертывалось и рокотало волнение.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Тем временем в Каперне произошло такое замешательство, такое волнение, такая поголовная смута, какие не уступят аффекту знаменитых землетрясений. Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла. Мужчины, женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль. Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать – яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего – ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи – она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича: – Я здесь, я здесь! Это я!
Тогда Циммер взмахнул смычком – и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка – все двигалось, кружилось и опадало.
Но весло резко плеснуло вблизи нее; она подняла голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: – Совершенно такой.
– И ты тоже, дитя мое! – вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. – Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?
Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета» , – все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене. Не помня – как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад.

Дюма Граф Монте-Кристо дома Мерседес и Эдмона

"Они сняли комнатку недалеко от моря, Вера уходила на комбинат, а Роман будто бы купался. («Не заплывай» , «Не перегревайся» , «Пей кефир, но смотри на число» и так далее… )
Роман ходил по городу. Он ни разу не окунулся за все время. Он перешагивал через голых на пляже, боясь раздеться и этим потеряться среди всех. Он боялся, что, несмотря на хорошее зрение, проглядит Юльку в этом царстве плеч, животов, ног, спин, одинаково загорелых, одинаково блестящих на солнце. Знать бы, какой у Юльки купальник! Знать бы вообще, какая она! И он мысленно, без волнения, без чувственности раздевал ее. В этом не было ни грамма секса, решалась научная задача: выделить, вычислить из общей массы одну-единственную – Юльку. Но ее не было. Вечером Роман валился без ног, а Вера сокрушалась, что он совсем не загорает, что он у нее огнеупорный. И она купила ему масло для загара.
В какой-то момент, в третий раз проходя по одной и той же улице, Роман понял, что Юльки здесь нет. Наверное, они разминулись. Он представил, как она сидит «на берегу» и ждет его, как таскает за носы Сеню и Веню, и понял, что надо уезжать. У мамы осталось три дня командировки, их надо будет как-то пережить. Только тогда он пошел на море, разделся, лег головой к чьей-то перевернутой лодке и сразу сгорел на солнце, потому что огнеупорным не был, а про масло для загара забыл. В последний день, уже купив билеты, к нему пришла на берег Вера. Она смущенно разделась, стыдясь своего белого, рыхлого тела; пряталась за лодку и была так поглощена этим своим смущением, что забыла сказать про новую школу. (Г. Щербакова "Вам и не снилось")

"...Улица повернула. Тротуар почти полностью прегражден был щитами мелкой
туристической конторы - вот Ласточкино Гнездо, Массандра, Никитский
ботанический, Алупкинский дворец.. . Звенели и гудели игровые автоматы.
Железная тумбочка механическим голосом предлагала предсказать судьбу по
линиям руки. Сашка поднялась на цыпочки - и наконец-то увидела море.
Едва удержалась, чтобы не кинуться галопом. Рысцой двинулась вниз по
склону, становившемуся все более крутым, туда, где прибой, туда, откуда
доносился счастливый детский визг и музыка приморских кафе... "