Уточним мысль Цицерона - Душа занимается разными непотребствами?

Это первый вопль грешника по пробуждении от сна греховного. Грех и страсти имеют седалище и опору в плоти, а пищу, удовлетворяющую их, находят в чувственных земных вещах и в суетных обольстительных обычаях века сего. Грешник втягивается во всё это и, пока работает греху, не может не только почувствовать, но даже видеть, как неестественно его положение. Но когда благодатию Божиею пробуждается от усыпления, то первое, что ему теснится в сознание, это — унижение, какому подверглась в нём его Богоподобная душа: «До чего я довел себя!. . Мне следовало бы вращаться на небе, в Боге и вещах Божественных, а я пресмыкаюсь по земле, валяюсь в земном и оторваться от этого не хочу» .

Норма жизни человека — жизнь в Боге духом, привлекающая туда же и жизнь души с телом. В духе — образ Божий. Свидетельствуется он действием страха Божия и совести и недовольством ничем земным. Это — требования жизни духовной. Исполняются они действиями души и тéла, и когда исполняются, тогда человек всем естеством своим восходит к Богоподобию, а когда не исполняются, тогда берёт верх душевно-телесность, и требования духа слабеют и слабеют до того, что как бы совсем замирают, и человек становится словно не человек, словно и жизнь-то в нём только что телесная. Как потóм пробуждается дух — это тайна Божия. Но, пробудившись, он победоносно возвышает голос свой; прежде господствовавшая душевно-телесность смиряется и смолкает, оставляя полный простор действовать тому сознанию, что, состоя под ее гнетом, человек не тем был, чем бы следовало ему быть. Отсюда вопль: «увы! прильпе земли душа моя! » Это очень похоже на жалобу пришедшего в себя блудного сына: «аз же гладом гиблю» (Лк. 15, 17).

"Пятилетий уж десять я,
Коль не сбиться, прожил, сверх того же седьмой
Год вратят небеса, свет как я пью солнца кружегось.

Мой предел недалек, и день
Смежной старости, Бог летам придал моим:
Что ж полезного я смог совершить в сей долготе времен?

Перва младость под звонкою
Розгой слезы лила; тогой учен потом,
Полн пороками, ложь молвить, не чужд и преступленья.

Там продерзость распутная
И бесстыдство страстей (горечь и стыд, увы! )
Непотребства сквернит юность мою грязью и тиною.

В пререканьях пламенный
Дух оружья стяжал, и непреклонная
Страсть победникам быть ввергла его в случаи тяжкие.

Под законом властительством
Знатных градов бразды правил двукратно я,
Правосудье давал добрым мужам, страшен злодеям был.

Наконец на высокую
Службы степень взнесла милость владычняя,
И, приблизив к себе, впредь велит мне в чине ближайшем быть.

В сих делах жизни реющей
Вдруг ко мне седина вкралася старости,
Упрекнув, что забыл древнего я Салию консула,

В чью годину мой первый день
Сколь сменилося зим, розы лугам колькрат
После льда отданы, знают о том снега главы моей.

Это благо, иль зло, ужель
Пользой будет мне в час, как сокрушится плоть,
В час, как то, чем я был - что там ни есть - смерть разорит дотла?

Мне рекут: "Кто бы ни был ты,
Мир, душою твоею чтимый, утрачен ей:
Не о Боге она присно пеклась. в Чьем ты владении".

И при самом конце ее
Пусть безумье с моей грешной спадет души;
Пусть хоть гласом она Бога честит, если заслуг в ней нет.

День пусть гимнами полнится,
От Господней хвалы праздна не будет ночь;
Против ересей пусть бьется, гласит веру вселенскую... (...) Пруденций.