Игра в бисер. Странные люди. Проза 2.

Персонаж романа Ромена Гари "Пляска Чингиз-Хаима" - бывший эсэсовец Шатц, в голове которого живёт фантом расстрелянного по его приказу еврея Мойши по прозвищу Чингиз-Хаим. Живёт много лет и стал второй натурой этого эсэсовца, а ныне полицейского, расследующего бесконечную серию убийств мужчин серийным убийцей-женщиной. Абсурдный персонаж в театре абсурда.. . То ли чудовищно смешной, то ли просто чудовищный... .

Наверное, банально, но пришло и не уходит.. .

«Я странен, а не странен кто ж? »

Чацкий чухой среди своих. Именно поэтому он становиться в глазах общества, в котором вырос, странным, чуть ли не сумасшедшим.
Он презирает лицемерие, бесчеловечность. Горячий, порывистый, независимый, свободолюбивый, резкий.
Отсюда и конфликт.
«А судьи кто? »

За независимость и свободолюбие

...Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят:
- А вон, Бронька Пупков.. . он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. - И как-то странно улыбаются.
Бронька (Бронислав) Пупков - еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово. Ему за пятьдесят, он был на фронте, но покалеченная правая рука - отстрелено два пальца - не с фронта: парнем еще был на охоте, захотел пить (зимнее время) , начал долбить прикладом лед у берега. Ружье держал за ствол, два пальца закрывали дуло. Затвор берданки был на предохранителе, сорвался - и один палец отлетел напрочь, другой болтался на коже. Бронька сам оторвал его. Оба пальца - указательный и средний - принес домой и схоронил в огороде. И даже сказал такие слова:
- Дорогие мои пальчики, спите спокойно до светлого утра.
Хотел крест поставить, отец не дал...

"Однако завтра с самого утра мне пришлось заняться своими прямыми обязанностями. "Алдан" был починен и готов к бою, и, когда я пришел после завтрака в электронный зал, у дверей уже собралась небольшая очередь дублей с листками предлагаемых задач. Я начал с того, что мстительно прогнал дубля Кристобаля Хунты, написав на его листке, что не могу разобрать почерк.
(Почерк у Кристобаля Хозевича был действительно неудобочитаем; Хунта писал по-русски готическими буквами. ) Дубль Федора Симеоновича принес программу,
составленную лично Федором Симеоновичем. Это была первая программа, которую составил сам Федор Симеонович без всяких советов, подсказок и указаний с моей стороны. Я внимательно просмотрел программу и с удовольствием убедился, что составлена она грамотно, экономно и не без остроумия. Я исправил некоторые незначительные ошибки и передал программу своим девочкам. Потом я заметил, что в очереди томится бледный и напуганный бухгалтер рыбозавода.
Ему было страшно и неуютно, и я сразу принял его.
-- Да неудобно как-то, --бормотал он, опасливо косясь на дублей. --Вот ведь товарищи ждут, раньше меня пришли.. .
-- Ничего, это не товарищи, --успокоил я его.
-- Ну граждане.. .
-- И не граждане.
Бухгалтер совсем побелел и, склонившись ко мне, проговорил
прерывающимся шепотом:
-- То-то же я смотрю -- не мигают оне.. . А вот этот в синем -- он,
по-моему, и не дышит... " Бр. Стругацкие, "Понедельник... ")))