С кровью из клюва, тёпел и липок,
шеей мотая по краю ведра,
в лодке качается гусь, будто слиток
чуть черноватого серебра.
Двое летели они вдоль Вилюя.
Первый уложен был влёт, а другой,
низко летя, головою рискуя,
кружит над лодкой, кричит над тайгой:
«Сизый мой брат, появились мы в мире,
громко свою скорлупу проломя,
но по утрам тебя первым кормили
мать и отец, а могли бы — меня.
Сизый мой брат, ты был чуточку синий,
небо похожестью дерзкой дразня.
Я был темней, и любили гусыни
больше — тебя, а могли бы — меня.
Сизый мой брат, возвращаться не труся,
мы улетали с тобой за моря,
но обступали заморские гуси,
первым — тебя, а могли бы — меня.
Сизый мой брат, мы и биты и гнуты,
вместе нас ливни хлестали хлестьмя,
только сходила вода почему-то
легче с тебя, а могла бы — с меня.
Сизый мой брат, истрепали мы перья.
Люди съедят нас двоих у огня
не потому ль, что стремленье быть первым
ело тебя, пожирало меня?
Сизый мой брат, мы клевались полжизни,
братства, и крыльев, и душ не ценя.
Разве нельзя было нам положиться:
мне — на тебя, а тебе — на меня?
Сизый мой брат, я прошу хоть дробины,
зависть мою запоздало кляня,
но в наказанье мне люди убили
первым — тебя, а могли бы — меня... »
Перед ним, как живой, тот парнишка стоял,
Тот, который его об одном умолял...
Не стреляй, не стреляй.
Не стреляй, не стреляй.
Не стреляй.
Ю. Шевчук
Не стреляйте в мечту, не стреляйте...
Берегите от взоров чужих...
Просто силы ей тихо придайте...
И скорей запрягайте гнедых...
© Серж Гудман
http:// favim.ru/image/ 1907885/
