Деревенский клуб … Что об этом есть в искусстве?

Потом мы стали готовиться к танцам. По субботам в местном клубе танцы. Приезжает ансамбль из военно-спортивного лагеря для трудновоспитуемых подростков. И подростки тоже приезжают. Мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Получаются такие танцы, что с ума можно сойти.

Я сначала не хотел идти на танцы, думал, что несолидно. Но меня уговорили.

Девушки уже накрасились и ждали нас. Мы призваны были защищать их от местных хулиганов. Местные хулиганы прибывали на грузовиках из соседних поселков. С ними прибывали девушки с распущенными волосами и в белых брюках. Единственный в поселке милиционер на время танцев скрывался у родственников.
...
– Если будут бить ногами, – шепнул я Яше, – закрывай лицо.

– А что, тебя уже били ногами? – поинтересовался Яша.

– Пока нет, – сказал я.

Я сбегал в наш сарай предупредить народ, чтобы были в боевой готовности. Если что. Народ в сарае играл в настольные игры. Мой клич был встречен без энтузиазма.

– Чего вы туда поперлись? – сказал дядя Федя. – Начистят вам фотокарточки, и вся любовь.

– Федор Степанович абсолютно прав, – сказал Лисоцкий. – Могут быть неприятности.

...

Когда я вернулся в клуб, наши уже плясали. Там было не протолкнуться. На сцене пятеро мальчиков в синих пиджаках с золотыми пуговицами что-то кричали. По-английски. Трое с электрогитарами, один на барабане, а один на электрооргане. Все как положено. Они были страшно серьезны.
...

Грохот стоял такой, что я пожалел колхозных коров, находившихся неподалеку в коровнике.
...
Пока я думал о коровах, меня оттеснили дальше, и я стал прыгать рядом с местным хулиганом, который плясал что-то совсем уж замысловатое. Я позавидовал его координации. Руками он чертил окружности в разных плоскостях, а ногами стриг, точно ножницами.
Грохот оборвался, и я снова нашел наших. От них шел пар.
...

Подошел Леша с местной девушкой. Отважный человек. Девушка мило улыбалась, но в разговор не вступала. ..Позже выяснилось, что она работает телятницей. Звали ее Элеонора. Для такого имени она была чуточку курносее, чем нужно.

– Отпусти Элеонору, – сказал я Леше. – Из-за твоей Элеоноры нам намылят шею.

– Пусть попробуют! – сказал Леша.

Мы вернулись в зал, и Леша стал демонстративно танцевать с Элеонорой, прижавшись. ..Элеонора обхватила нашего Лешу руками за шею и повисла на нем, как полотенце.
...
– Наших бьют! – крикнул он и помчался за подкреплением к нашему сараю.
...

Юра немного преувеличил. Наших еще не били. Просто человека три из местных стояли напротив Леши с глубокомысленным выражением на лице. Бить или не бить? Между ними и Лешей происходили какие-то дебаты. Обычно это тянется от двух до десяти минут, пока кто-нибудь, устав от бесперспективности разговора, не съездит оппоненту по уху. Нужно четко почувствовать этот момент. И бить первым. Иначе можно уже не успеть.

Я протолкался в круг вместе с Барабыкиной.

– Ну, чего? – спросил я.

– А ничего! – ответил один из оппонентов.

– Ты чего? – сказал я.

– А ты чего?

– А ничего! – сказал я.

Все это на полутонах. Разговор зашел в тупик. Никто ничего. Самый момент бить по уху. А танцы, между прочим, шли своим чередом. Публика только освободила место для возможной драки. Ринг, так сказать.

Барабыкина надвинулась на меня грудью и умоляюще произнесла:

– Петр Николаевич! Не надо! Не бейте их, я вас прошу. Они извинятся.

Оппоненты были озадачены. Во-первых, тем, что не они будут бить, а их будут бить. А во-вторых, они никак не могли взять в толк, за что нужно извиняться.

– Это за что же извиняться? – недоуменно спросили они.

– За бестактность! – заявила Барабыкина.

Местные хулиганы совсем завяли от такого интеллигентного разговора.

– Пошли, Генка, – сказал один. – Чего с ними связываться? Чокнутые какие-то.

фильм Девчата

Самым культурным человеком в деревне себя считал заведующий клубом Геннадий Николаевич Паздников. В Кедровку он приехал всего два года назад, но уже в первый вечер проявился: пришел в клуб при шляпе и красных штиблетах, говорил медленно, как контуженый, щурился и прищелкивал каблуками. Играл Геннадий Николаевич на аккордеоне и, как только начались танцы, объявил: «Полонез Шопена!» Здороваясь с молодыми женщинами, он так низко наклонял голову, что прямые волосы рассыпались, а женщинам средних лет целовал руку высоко – у самого локтя.

Однако два года в деревне Геннадий Николаевич прожил мирно, к нему скоро привыкли и полюбили за то, что на аккордеоне он играл мастерски и никогда не отказывался прийти на свадьбу, именины или проводы. Участковый уполномоченный Анискин к Геннадию Николаевичу относился хорошо, вежливость и культурность заведующего признавал, и потому в тот ясный сентябрьский день, когда Геннадий Николаевич вдруг пожаловал к участковому домой, последний на квартире его принимать не стал.
– Пройдемте в кабинету, – коротко сказал он и позвенел ключами. – Человек вы такой, что по мелочи не придете, так что придется протокол писать.

В комнатенке, именуемой кабинетом, Анискин открыл оба маленьких окна, морщась, достал несколько серых листков бумаги, чернильницу-непроливашку и ученическую ручку с пером «рондо». Выложив все это на стол, участковый сел, положил руки на столешницу и сказал:
– За тараканов извиняйте!
– Что вы! – ответил заведующий. – Представьте себе, Федор Иванович, я на тараканов никакого внимания не обратил.

Дед Щукарь в "Поднятой целине" заменит собой любой деревенский клуб.

"Сегодня в нашем клубе будут танцы,
Кино, концерт, буфет и дискотека.
Ты любишь ананасы и бананы,
И обожаешь песни Челентаны,
Ты принимаешь солнечные ванны,
И на тебя глазеют хулиганы.
Ты любишь шоколадные конфеты
И куришь дорогие сигареты,
Ты не читаешь книжки и газеты,
Зато меняешь часто туалеты.

Твоих грехов не перечесть
Твоих грехов не перечесть!

Сегодня ты мне нравишься
Такая, как есть.
Сегодня ты мне нравишься
Такая, как есть -
А завтра можешь надоесть,
Как эти логарифмы
и сладенькие рифмы.
Ты на уроках сонно красишь веки -
Тебе плевать, что было в прошлом веке,
Ты думаешь, как взять у мамы чеки
И что надеть на вечер в дискотеке.
Сегодня в нашем клубе будут танцы -
Все будут модными, как иностранцы,
Тебя твоих подруг волнуют шансы,
Меня с друзьями мучают финансы. (...)" В. Кузьмин.

...— Ну что, правда хорошо у нас? — спросила Ёлка.

— Ничего… Так себе… — не особенно лукавя, ответил Лёнька.

— А ты знаешь, что наш колхоз самый передовой в районе? Вот и не знаешь! — воскликнула Елка. — А то, что его выдвинули на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, знаешь? Э-э! Ну откуда тебе знать! Ты же москвич!..

В кино они ходили трижды. На «Семеро смелых», «Трактористы» и на немой фильм «Праздник святого Иоргена».

Поначалу Леньке неловко было ходить на глазах у всех с девчонкой.

Как-то он даже заикнулся:

— Может, ребят возьмем? Веселее!

У него уже были знакомые ребята в деревне.

— Если веселее, возьмем! Если меня боишься, обязательно возьмем! — отрезала Елка.

— Нет, почему же боюсь? Это я просто так, — попытался оправдаться Ленька.

В клубе всегда было тесно. Да и клуб, впрочем, не походил на клуб: бывший помещичий каменный амбар рядом со школой, заставленный длинными скрипучими лавками.

Елке, кажется, нравилось, что на них все смотрели. А Ленька прятал глаза, ерзал на месте и никак не мог дождаться, когда в зале потушат свет.

Наконец начинался сеанс, и Ленька, вероятно от долгого ожидания, почему-то принимался сопеть носом и чихать. Как назло, в самое неподходящее время у него появлялся приступ насморка.

— Будь здоров, — шептала Елка, поправляя на шее галстук.

И еще раз:

— Будь здоров!

Снова:

— Будь здоров!

И вот, как ему казалось, не без раздражения наконец спросила:

— Ты что, простудился? Будь здоров!

— Почему? Я всегда, между прочим, в кино чихаю. И в Москве! — как можно убедительнее произнес Ленька...

...Сегодня он пришел в клуб без Елки. Был концерт самодеятельности, и она убежала раньше, чтоб подготовиться.

Оказывается, Елка пела. Ей подыгрывал гармонист.

Голос у Елки немного резкий, и все же ничего.

У лесной проталинки,

У ручья глубокого

Повстречала парня я

Синеокого.

С той поры, как встретимся,

Парень все смущается,

Говорить про трудодни

Принимается.

Ну, а мне-то про любовь

Все услышать хочется.

Про дела знаю я:

Как-никак учетчица..

Кажется, так пела Елка. Пела совсем по-взрослому, и песни все взрослые. Не то чтобы там «Крутыми тропинками в горы…».

А потом она танцевала. Под колхозный оркестр.

Весь оркестр — шесть человек, и все ребята. Трое играли на обыкновенных самодельных свистульках, один стучал деревянными ложками, еще балалайка и гармонь. И все одновременно пели, но куда хуже Елки.

Елка отплясывала «Барыню»...

1. "Дело было в Пенькове" - кино
2. Сидоренко "Сельский клуб"