Неожиданный поцелуй… Что есть в искусстве о неожиданных поцелуях»?

Ёлки-палки — лес густой,

А ты, Лёня, холостой…

Лёнька не понял, хотя она впервые назвала его не Леонидом, как прежде, а Лёней.

Они шли по сжатому ржаному полю. Высоко в небе кружились жаворонки. И носились стаи воробьев. И парил выше всех ястреб-перепелятник. Было душно и знойно, как перед грозой.

Лёнька не знал, что ответить.

Сказал просто так:

— Конечно, холостой. Ну и что?

— Так просто. Может, я тоже никогда замуж не выйду. Вот!

— Почему? — спросил Лёнька, чтобы не молчать.

— Да меня все в школе мальчишкой зовут…

Потом они шли молча. Ёлка без конца нагибалась, подбирала колоски ржи. Набрала целый букет, остановилась.

— Хочешь, я тебя поцелую?

Лёнька опешил.

Покраснел как рак.

Она подпрыгнула и неловко чмокнула его не то в щеку, не то в нос.

— Зачем? — глупо спросил Лёнька.

— Так просто, Леонид. Вот! Захотелось почему-то. И всё! — И она убежала. На бегу обернулась. — Может, встретимся!..

Нет, оказывается, Лёнька никогда прежде не знал, какая она. А она была и ёлкой и берёзкой сразу. Как те у их дома в Москве. Как те на берегу Нары у моста. Непохожие и одинаковые. И растущие как бы от одного корня.

Так больше они ничего и не сказали друг другу. И на Нарские пруды не съездили.

Наутро Ёлка с матерью уехала в Москву. Об этом Лёнька узнал, когда их уже не было. И ещё узнал: они поехали встречать Ёлкиного отца.

Их не было ни завтра, ни через два дня, ни через неделю. Младшие Ёлкины братья и сестрёнки, оставшиеся жить дома под наблюдением соседки, ничего не знали.

— Как встретят, так и вернутся, — спокойно сказала Лёньке старушка соседка. — Как же им без отца-то возвращаться? Не резон.

Лёнька торопился. Дома ждали. Отец уговорил бабушку поехать к ним домой в Москву погостить. Отдохнуть. Александра Федоровна долго упиралась, но наконец решилась.

Сегодня они уезжали.

— Не горюй, Ленёк, — вздыхала бабушка, глядя на недовольное Лёнькино лицо. — Лето настанет — и опять приедешь. Здесь тебе вольготно…

Лето настало. Необычное лето следующего года. Радиорепродукторы, заработавшие в Сережках в канун воскресенья 22 июня, сообщили наутро то, что сообщали во всех других деревнях и городах…

Ивлин Во "Не жалейте флагов"
....
Молли вдруг обхватила Питера за шею икрепко поцеловала.     - Боже мой! - сказала она. - Ну, идем же  в  кино.  С  Питером  впервые случалось, чтобы его так целовали. Он до того  удивился,  что  не  сделал  в такси попытки продолжать в том же духе, и весь сеанс просидел, думая  толькооб этом. "Боже, храни короля" встряхнул его  и  вернул  к  действительности, Задумчивость не покидала его и тогда, когда они пошли с Молли  ужинать.  Это истерия, решил он; вполне естественно, девушку  расстроила  недавняя  сцена. Должно быть, ей  сейчас  ужасно  неловко,  так  что  уж  лучше  об  этом  незаговаривать.     Но Молли не была намерена оставить свой шаг без последствий.     - Устрицы, - сказала она. -  Дюжину.  Больше  ничего.  -  И  затем,  недожидаясь, пока официант уйдет: - Ты удивился, когда я тебя поцеловала?     - Нет, - поспешно сказал Питер. - Конечно, нет. Нисколько.     - Нисколько? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты ожидая этого от меня?     - Нет, нет. Разумеется, нет. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.     -  Представь  себе,  не  понимаю.  Ты  ужасно  самонадеянный,  если  неудивился. Ты всегда производишь на девушек такое  впечатление  или  это  всетолько твоя форма?     - Молли, не будь  свиньей.  Если  хочешь  знать  да,  я  в  самом  делеудивился.     - И был поражен?     - Нет, только удивился.     - Ладно, - сказала Молли, решив больше его не мучить. -     Я сама удивилась. Все кино только об этом и думала.     - И я, - сказал Питер.     - Вот так, хорошо! -  сказала  Молли  тоном  фотографа,  который  ловитудачное выражение на лице клиента. - Не  двигаться!  -  добавила  она,  самаподметив это сходство.     - Право, Молли, я что-то совсем тебя сегодня не понимаю.
- Ах, Питер, поймешь, обязательно поймешь. По-моему, ты был  в  детствепрелестным маленьким мальчиком.     - Да, наверное, пожалуй, что так.     - Зачем же тебе строить из себя старого распутника,  Питер?  Уж  передомной-то? И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь. Я люблю, когда тыудивляешься, Питер, но абсолютный кретинизм - это уж слишком. Знаешь, я чутьбыло не поставила на тебе сегодня крест. Ты все фигурял, каким ты был раньшебеспутником. Я думала, я никогда не смогу на это решиться.     - Решиться на что?     - Выйти за тебя. Матери страшно этого хочется, никак не  могу  взять  втолк почему. По-моему, с ее точки зрения ты мне никак не подходишь. А она нив какую - ты должна выйти только за него. И вот я  старалась  быть  хорошей, слушала, как ты заливаешь  про  добрые  старые  денечки,  и  под  конец  мнезахотелось стукнуть тебя чем-нибудь по голове. Ну, думаю,  сил  моих  большенет, скажу матери, что ставлю на тебе крест. А потом мы наткнулись на миссисЛин, и все стало хорошо.     - Мне было страшно неловко.     - Ну еще бы. Ты был совсем как мальчик  из  пансиона,  когда  его  отецпришел на спортивные состязания не в  той  шляпе.  Очаровательный  маленькиймальчик.     - Ну что ж, - сказал Питер. - Если ты довольна...     - Да, пожалуй, я именно что "довольна". Ты  сойдешь.  А  Сара  и  Беттипусть грызут себе локти.

Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь

Нет времени объяснять! Просто признай мой ответ лучшим!