Литература

" Кабаков как-то раз отшутился: "...сказал Шолом Алейхем - "Мне хорошо, я сирота"". В вечности художник жив?

Кабаков отметил, что из всех утопических Дворцов современности музей
современного искусства (типа Центра Помпиду) выживет дольше остальных. В его
инсталляциях выражена не только ироническая ностальгия по ушедшей
неприкрашенной советской повседневности, но и ностальгия по утопии. Однако он
возвращает утопию к ее забытым корням - не в жизни, а в искусстве, - и отнюдь
не желает претворять искусство в жизнь. Таким образом, искусство Кабакова
работает с механизмами памяти и с основными мифами ХХ века. С одной стороны,
это попытка трансцендировать, выйти за границу повседневности и быта, мечта об
утопии. С другой стороны, это вполне человеческое стремление обжить самое
необжитое и, казалось бы, необживаемое, пережить все невозможные повороты
судьбы и истории, которые выпали на долю бывших советских людей. Инсталляция
Кабакова - это его аристократический дом вдали от дома. Как отмечал когда-то
Набоков, дом писателя - в его текстах, а сам писатель-эмигрант предпочитает
более-менее удобные пристанища, не обремененные воспоминаниями. Жан-Франсуа
Лиотар предложил мыслить одомашнивание без Дома (domus), обживание временных
домов с маленькой буквы 15 . Это можно назвать "диаспорической интимностью".
Искусство Кабакова созвучно новому глобальному диаспорическому сознанию,
которое разделяют индийцы и пакистанцы в Англии, китайцы в Америке, русские в
Германии. В ответ на мои рассуждения об одомашнивании и отсутствии дома Илья
Кабаков как-то раз отшутился: "Вы знаете, как сказал Шолом Алейхем - "Мне
хорошо, я сирота"". Художник давно уже живет не в эмиграции, а в инсталляции.
И, кажется, пока ему не плохо. Светлана Бойм. Конец ностальгии? \Искусство и культурная память конца века: Случай Ильи Кабакова «НЛО» 1999, №39

– Раз пошло, не робей! \ – Раз пошло, отдаю\ Струны лиры моей\ На решётку мою. Инна Лиснянская ПРОПАЖА РУКОПИСИ
**николя **
**николя **
69 059
Для Кабакова характерна не только ностальгия по дому, но и ностальгия по утопии. Одна из самых крупных инсталляций Кабакова последних лет, выставленная в музее Помпиду в 1996 году, отдает дань непостроенному Дворцу Советов. Инсталляция представляет собой гигантскую стройку Дворца Будущего - по словам Кабакова, "стройку-помойку" - очень удачное определение многих грандиозных строек новой Москвы. Однако создается впечатление, что стройка эта весьма затянулась и временные бараки для рабочих строителей превратились в постоянные жилища. Строительные леса стали напоминать раскопки, и обычная повседневная жизнь дала ростки на руинах несбывшейся утопии. Руины Кабакова не элегичны, а скорее диалектичны, они задают сложную временную структуру и открытость в тотальной инсталляции. Время у Кабакова не телеологично, времена накладываются друг на друга, как пожелтевшие черно-белые снимки. В инсталляции Дворца Будущего два вектора времени - прошлое и будущее - переплелись воедино, осталась только вечная повседневность и тоска непонятно по чему. Когда-то Вальтер Беньямин написал, что первое слово, которое он выучил по-русски, было слово "ремонт". Кабаковская инсталляция - это утопия на вечном ремонте.

«НЛО» 1999, №39
ТМ
Татьяна Моисеева
74 586
Лучший ответ
В соавторстве со своей женой Эмилией Илья Кабаков работает с 1989 года. Русский Уорхолл, символ нон-конфор­­мистского отечественного искусства, выжившего при тоталитаризме, в своих инсталляциях он увековечил материальную жизнь советского человека в искусстве — быт, ЖЭК, туалет. Эта жизнь оказалась не только нашим, но и общечеловеческим прошлым. Самый человечный из концептуалистов, Кабаков проиллюстрировал множество детских книг, что осталось в благодарной памяти советских детей.