Я написала рассказ, как он вам? Это только набросок, буду ещё исправлять и дописывать.

Замшелый могильный камень. Под ним – наяву это или во сне? – Голос шепчет молитвы
Мацуо Ёдзаэмон

1.
Протяжно-унылый гудок токийского поезда раздался где-то вдали. Хотя вечер в Токио наступает только ближе к семи часам - а сейчас не было и четырех, однако уже стояла какая-то нагнетающая темнота, словно на город накинули пелену полумрака.
Дом, в котором он жил, казалось, погрузился в призрачный туман.
В полутьме небольшой комнаты, которая, судя по царящей в ней атмосфере рабочего беспорядка, служила кабинетом, сидел сам хозяин дома. Его руки с длинными пальцами, словно обтянутые кожей кости, немного всклоченные черные волосы, и бледное, почти белое лицо с впалыми темными кругами под глазами - всё это придавало ему схожесть с призраками из старых легенд. Он сидел за письменным столом, склонившись над листом из тонкой изжелта -белой рисовой бумаги. Судя по всему, это было письмо. Он пытался что-то в нем дописать, но перо дрожало - руки его совсем не слушались. Это письмо, написанное... Чем? Кровью души? Несомненно, оно имело адресата.

Человек, которого описывает автор - кто он? Любой из его современников тут же узнал бы его, встретив на своём пути. Это был писатель, к своим годам уже сыскавший известность не только в самой столице Японии, но и по всей стране Восходящего Солнца. Хотя ему казалось, что все существование в своей иллюзорности подобно сну, все же он стремился жить так, чтобы потом можно было сказать, что он действительно жил полной жизнью. Всякий, кто приходил к нему в творческую мастерскую, мог заметить это по горящему взору литератора. Но годы шли, и ночи сменяли дни.

И вот теперь он сидел и застывшим взором наблюдал за тем, как бесконечными тенями по полупрозрачной поверхности сёдзи скатывались, словно слезы, крупные капли дождя. Дождь всегда очаровывал его, и даже в эту минуту, когда мятежная душа мастера не могла найти покоя, шум дождя продолжал шептать ему слова утешения. Шепот этот уносил его далеко, и в нем слышались все дожди прошлого и будущего, так ему казалось... Но внезапно одна неуловимая мысль, и вот он - приступ тревоги, который резко выдернул его из забытья и заставил очнуться в настоящем, в "здесь и сейчас", отчего он почувствовал что-то схожее с удушьем. В комнате было уже совсем темно и мрачно. В этих сумерках, постепенно окутавших весь город, сейчас утопала его собственная жизнь. Больше всего сейчас этому человеку нужен был покой, но не знала покоя его душа. Словно костёр, сжигающий все дотла и оставляющий только пепел, в нем разгоралась горечь отчаяния и безысходности.

Писатель открыл маленький ящик под письменным столом и достал оттуда бумажный свёрток. Раскрыв его, он что-то высыпал на стол. Это оказалось снотворное лекарство, которое он из-за своей постоянной бессонницы вынужден был принимать каждый вечер. Он взял горсть лекарства в руку, и разом проглотил его. После этого он резко встал со стула и направился к сёдзи. Отодвинув их, писатель вышел на порог. Теперь он жадно окидывал взглядом каждый кустик в саду, каждую ветку, цветок, камень на садовой дорожке. Он, творец новых миров и судеб в эти мгновения более всего жаждал насладиться последними минутами в этом, реальном, мире, к жизни в котором он был неприспособлен. Затуманенное небо, ряды крыш соседних домов, пустынные улицы, капли дождя, тонувшие в лужах на дороге... Он прислушивался к монотонному шуму ливня, который в эти минуты казался прощальной, тихой песней. Ноги слабели и сил стоять больше не оставалось. Он сел на порог и прислонился к краю сёдзи. Взор его постепенно застилала пелена мрака, из глаз текли слезы, падая на холодный пол. Он почувствовал, как мир покидает его. Он заснул, как и прежде, под действием снотворного. Но теперь заснул навсегда.