Когда молчание становится преступлением?
Какие примеры из литературы Вы можете привести?
Мартин Нимёллер
КОГДА ОНИ ПРИШЛИ
Когда нацисты пришли за коммунистами,
я молчал,
я же не был коммунистом.
Потом они пришли за социалистами,
я молчал,
я же не был социал-демократом.
Потом они пришли за профсоюзными деятелями,
я молчал,
я же не член профсоюза.
Потом они пришли за евреями,
я молчал,
я же не был евреем.
Когда они пришли за мной,
больше не было никого,
кто бы мог протестовать.

Мы давно называемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань.
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль.
Ни в пустыню, ни к полюсу холода,
Ни на катере... к этакой матери.
Но поскольку молчание - золото,
То и мы, безусловно, старатели.
Промолчи - попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!
И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за.
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники.
Потому что молчание - золото.
Промолчи - попадешь в первачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!
И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маята.
Но под всеми словесными перлами
Проступает пятном немота.
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем - доходней молчание,
Потому что молчание - золото!
Вот как просто попасть в богачи,
Вот как просто попасть в первачи,
Вот как просто попасть - в палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!
Зависит кто ты,
с кем ты,
где ты и
когда ты )
Карочи, бить надо первым и молча.
По саду бродишь и думаешь ты.
Тень пролилась на большие цветы.
Звонкою ночью у ветра спроси:
так же ль березы шумят на Руси?
Страстно спроси у хрустальной луны:
так же ль на родине реки ясны?
Ветер ответит, ответят лучи...
Все ты узнаешь, но только смолчи.
Владимир Набоков, 27 апреля 1919, Фалер
Усни, мой совенок, усни!
Чуть брезжат по чумам огни, -
Лапландия кроткая спит,
За сельдью не гонится кит.
Уснули во мхах глухари
До тундровой карей зари,
И дремам гусиный базар
Распродал пуховый товар!
Полярной березке светляк
Затеплил зеленый маяк, -
Мол, спи! Я тебя сторожу,
Не выдам седому моржу!
Не дам и корове морской
С пятнистою жадной треской,
Баюкает их океан,
Раскинув, как полог, туман!
Под лыковым кровом у нас
Из тихого Углича Спас,
Весной, васильками во ржи,
Он веет на кудри твои!
Родимое, сказкою став,
Пречистей озерных купав,
Лосенку в затишьи лесном
Смежает ресницы крылом:
Бай, бай, кареглазый, баю!
Тебе в глухарином краю
Про светлую маму пою!
Николай Клюев "Песнь о Великой Матери", 1930-1931 (фрагмент)
Была пора - я рвался в первый ряд,
И это всё от недопониманья, -
Но с некоторых пор сажусь назад :
Там, впереди - как в спину автомат -
Тяжелый взгляд, недоброе дыханье.
Может сзади и не так красиво,
Но - намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще - надежность и обзор.
И пусть хоть реки утекут воды,
Пусть будут в пух засалены перины -
До лысин, до седин, до бороды
Не выходите в первые ряды
И не стремитесь в примы-балерины. (Высоцкий)
------------------
В кровати, хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик, тот снует
и в шестеренки хер сует. (Губерман)
Вся пишущая братия современной Украины - все эти Павлычки, Коротичи, Курковы ни разу резко не высказались и не написали ни слова протеста против войны на Донбассе. Своим молчание морально оправдывают националистический режим в Киеве.
Вот, например, сейчас... Вот сейчас говорить: "Я - русский" - это национализм. Просто назвать себя по национальности. Можно "Я -чеченец", "я -армянин", "я -еврей", "я - эскимос", а "я -русский" - экстремизм. И говорить на эту тему вроде как моветон. Сразу "национальность не имеет значения", "гордится нацией глупо", "вы что, националистка?"
И проще же промолчать... и многие молчат. А немало тех, кто говорит "а я не знаю, кто я... у меня бабушка была чувашка\грузинка\т. д." - и перечеркивают этим всю русскую родню, маму, папу, века и поколения тех, кто не татары\цыгане\т. д. - обычные русские люди. И вот сейчас молчание - подлость.
А вот и пример:
"Хорошо, вот вы просите: «Подайте нам национальную идею…»
«Вот как он заговорил…» — быстро подумал Саша и сразу оборвал Безлетова:
— Мы не просим. Я не прошу. Я русский. Этого достаточно. Мне не надо никакой идеи.
— «Я русский», — мрачно передразнил Безлетов. — А нерусских вы куда денете?
— Слушайте, Алексей Константинович, не передергивайте… Никто никуда не собирается девать нерусских, и вы прекрасно об этом знаете.
— А что же ты, Саша, немедленно начинаешь со слов «я русский»?
«Вот как, — снова подумал Саша, — он со мной на «ты», а я с ним…»
— Я не начинаю, — ответил Саша. — Я сказал, что не нуждаюсь ни в каких национальных идеях. Понимаете? Мне не нужна ни эстетическая, ни моральная основа для того, чтобы любить свою мать или помнить отца…
— Я понимаю. Но зачем ты тогда вступил в эту… в партию вашу?
— А она тоже не нуждается в идеях. Она нуждается в своей родине.
— Ой, ну не надо всех этих слов — то «русский», то «родина». Не надо.
— Всуе не упоминать, да? — примирительно сказал Саша. — Я согласен.
— Какой, к черту, «всуе»? — взвился Безлетов. — Вы не имеете никакого отношения к родине. А родина к вам. И родины уже нет. Все, рассосалась! Тем более не стоит никого провоцировать на все эти ваши мерзости с битьем стекол, морд, и чего вы там еще бьете…
— Лучше тихо отойти в мир иной, — сказал Саша."
Вот для таких "Безлетовых", лучше, чтоб мы молча умирали. И нас не стало. И помогать этому - подлость и предательство
Спор между золотом и серебром решается в пользу платины...
Когда думаешь о пользе молчания здесь, на проекте, стараешься постоянно помнить, с кем вступаешь в контакт, ведь от этого и зависит, какой танец нам танцевать: может, танго - отступи, обойди, замри в паузе и промолчи; может, вальс - диалог двух равных сущностей, способных понять, дать и взять; может рок-н-ролл, где начинается неистовство эмоций, творческая экзальтация, непредсказуемое порождение новых смыслов.
Нет резона идти наперекор страстным, почему-то заранее умышленно обозленным людям, которые постоянно, если не в слове, то в уме своем, находятся в противостоянии по отношению ко всему в тебе, вплоть до твоей внешности, цвета глаз, способа существования, тем более по отношению к дорогим тебе вещам и людям: и слово-то еще не сказано, а уже война. Вот когда, безусловно, молчание - золото. Зачем дразнить гусей, огребая негатив и засоряясь им, как вредоносным вирусом?
Молчание становится преступлением, когда предаешь все, что тебе дорого, когда брата своего предаешь (“Сидишь и говоришь на брата твоего, на сына матери твоей клевещешь” - Пс. 49:20), и более того - обрекаешь его на гибель. В этом смысле первое, что приходит на ум - грехи и болезни собственной совести, потом то, во что они могут возрасти, что наглядно демонстрирует книга Ханны Арендт "Банальность зла или Эйхман в Иерусалиме".
Книга эта для меня одна из важных (все, о чем говорят Лителл и др. - потом). Суть ее тезисов заключается в том, что зло совершают обычные люди, принимающие как норму установленный в обществе порядок и добросовестно выполняющие обязательства, предписанные им действующим законом. Многое поражает, но особенно сложный и острый аспект, где речь идет о роли "еврейских советов" в "окончательном решении еврейского вопроса". Есть смысл прочитать и примерить какие-то вещи на себя сегодняшнего, прежде, чем кого бы то ни было подвергнуть осуждению. Оппоненты Арендт считали, что она чуть ли не защищает Эйхмана, хотя именно пассивная исполнительность его и тех, чей гуманизм исчерпывается единственной помощью сотоварищам - подбросить дровишек, чтобы лучше горели, - приводит ее, и меня, читателя, в ужас.
Что еще? Возникает отчетливое понимание того, что человек никогда не знает, до каких пределов греха он может дойти, более того: осознание, что до последних. Зло превалирует, с добром «напряженка», его, судя по всему, в принципе не существует, а есть лишь большее или меньшее зло.
Ваш вопрос невозможно решить наскоком, как кажется, хотя ничего не мешает привести множество идеологически выверенных цитат из разнообразных художественных произведений, где он именно так и решается.
Колымские рассказы. Рассказ "сгущенное молоко". Не знаю, преступление ли это. "Надо было сказать им, но я не мог. Не знал кому..." текст не точный. То, что вспомнил
Немного с другой колокольни: Умберто Эко Имя Розы - церковь пытается заткнуть весь мир. И мир молчит. Тоже преступление.
А песня звучит в фильме
"Любовь с привилегиями".
Финал фильма "обнадёдивает":((