«Гони неправду правды светом, гони из храма торгашей, и миру, с ласковым приветом, свети, о новый Прометей!..» (Бальмонт)

РИВВЕЙРА
Ты не был знаком с ароматом
Кругом расцветавших цветов.
Жестокий и мрачный анатом,
Ты жаждал разъятья основ.
Поняв убедительность муки,
Ее затаил ты в крови,
Любя искаженные руки,
Как любят лобзанья в любви.
Ты выразил ужас неволи
И бросил в беззвездный предел
Кошмары исполненных боли,
Тобою разорванных тел.
Сказав нам, что ужасы пыток
В созданьях мечты хороши,
Ты ярко явил нам избыток
И бешенство мощной души.
И тьмою, как чарой, владея,
Ты мрак приобщил к красоте,
Ты — брат своего Прометея,
Который всегда в темноте.
К. Бальмонт, 1900

ПОСЛЕДНЯЯ МЫСЛЬ ПРОМЕТЕЯ
Петру Федоровичу Николаеву

Вдали от блеска дня, вдали от шума,
Я жил не год, не два, а сотни лет.
Тюремщик злой всегда молчал угрюмо,
Он мне твердил одно лишь слово: – "Нет".
И я забыл, что в мире дышит свет,
И я забыл, что значат звуки смеха,
Я ждал – чего-то ждал – хоть новых бед.
И мне одна была дана утеха:
Крича, будить в тюрьме грохочущее эхо.
В уме вставали мысли прежних дней,
И гасли вновь, как беглые зарницы,
Как проблески блуждающих огней,
Как буквы строк сжигаемой страницы,
И вместо них тянулись вереницы
Насмешливых кроваво-смутных снов;
Как хищные прожорливые птицы,
Как полчища уродливых врагов,
Неслись они ко мне на звон моих оков.
И все же в этой черной тьме изгнанья
Зажегся блеск, зажегся наконец;
Кипучие и жгучие страданья
Взлелеяли сверкающий венец,
И первый луч смеялся, как гонец
Моей весны, душистого рассвета;
Со вздохом я приветствовал конец
Ночной тоски в пустыне без ответа,
И видел взгляд любви, и слышал гул привета.
И вот я вновь живу среди людей,
Под Солнцем ослепительно-лучистым.
И вижу я детей моих детей,
Внимаю в полдень птичкам голосистым,
Роптанью трав, струям кристально-чистым.
Но я опять вернулся бы в тюрьму,
К уступам скал, безжизненным и мглистым,
Когда бы знал, что, выбрав скорбь и тьму,
Я с чьей-нибудь души тяжелый грех сниму!
К. Бальмонт

ПРИКОВАННЫЙ ПРОМЕТЕЙ
Те в храме, негу льющей в кровь Мелитты,
Те за щитом - пасть навзничь в Росенвале;
А здесь, где тайну цифры засевали,
В рядах реторт- электролиты.
Там, всюду, те, кто в счете миллионов,
С семьей, за рюмкой, в спальне, на арене,
Клясть, обнимать, дрожать разуверений
И все – безвольный хмель ионов!
Крутиться ль жизни в буйстве и в угаре?
На бедра бедрам падать в зное пьяном,
Ножам втыкаться в плечи Арианам,
Тупиться дротам в Калахари?
Наука выставила лик Медузы,
Все истины растворены в мицелле,
И над рабами бич гудит: "Нет цели!"
Кто с Прометея снимет узы?
Спеши, Геракл! не сломите титана!
Огня не мог задуть плен стовековый.
На все угрозы и на все оковы
Заклятье – песни Гюлистана.
В. Брюсов, 1922

ОГОНЬ
Есть два огня: ручной огонь жилища,
Огонь камина, кухни и плиты,
Огонь лампад и жертвоприношений,
Кузнечных горнов, топок и печей,
Огонь сердец – невидимый и темный,
Зажженный в недрах от подземных лав.
И есть огонь поджогов и пожаров,
Степных костров, кочевий, маяков,
Огонь, лизавший ведьм и колдунов,
Огонь вождей, алхимиков, пророков,
Неистовое пламя мятежей,
Неукротимый факел Прометея,
Зажженный им от громовой стрелы.
Тысячелетья огненной культуры
Прошли с тех пор, как первый человек
Построил кровлю над гнездом Жар-птицы,
И под напевы огненных Ригвед
Праманта – пестик в деревянной лунке,
Вращавшийся на жильной тетиве,
Стал знаком своеволья – Прометеем.
И человек сознал себя огнем,
Заклепанным в темнице тесной плоти.
М. Волошин, 1923

Где связанный и пригвожденный стон?
Где Прометей — скалы подспорье и пособье?
А коршун где — и желтоглазый гон
Его когтей, летящих исподлобья?
Тому не быть: трагедий не вернуть,
Но эти наступающие губы
Но эти губы вводят прямо в суть
Эсхила-грузчика, Софокла-лесоруба.
Он эхо и привет, он веха, нет лемех.
Воздушно-каменный театр времен растущих
Встал на ноги, и все хотят увидеть всех
Рожденных, гибельных и смерти не имущих.
Д. М

"Промыслил человеком Прометей Вселенную украсить, взвеять к небу Из искры Дионисовой пожар...". Самоистощение является необходимым и, надо думать, заслуженным уделом Прометея. Вяч. Иванов признает, что если действия Прометея по необходимости ограничены, зато целостна его жертва и безусловно его саморасточение, самоопустошение, самоисчерпание"

твой бальмонт сам нехило торговал

На самом деле можно только предполагать, кого Бальмонт имел в виду конеретно, на мой взгляд, это мог быть и П. Б. Шелли, чью драму "Прометей освобождённый " он переводил на русский язык и очень её ценил. А, может, это был вдохновитель младосимволистов Владимир Соловьёв? ( хотя сам Бальмонт относился к старшим символистам), а, может, это и сам Ницше, чья идеология была довольно близка Бальмонту? Образа Прометея я как-то не особенно помню у поэтов Серебряного века, разве что Вячеслав Иванов посвятил ему трагедию, и Прометей там не положительный герой, я бы сказала. Скорее, он интриган, непредсказуемый и коварный. У Гумилёва есть произведение "Девкалион" - про сына Прометея Девкалиона, но Прометей там тоже присутствует в качестве прикованного к скале узника Зевса. Вообще в поэзии символизма и акмеизма много слов "огонь", "красный", "заря", и т. п., так что дух протеста против настоящего мира, желание сжечь его каким-то очистительным огнём присутствовало где-то на тонком плане, мифологии было в поэзии очень много в принципе. Да и одно из книгоиздательств, где печатались, кстати и Гумилёв, и М. Волошин, и Брюсов и иже с ними, называлось "Прометей"

"...из храма торгашей" "светом правды" - трудно не догадаться.