Когда дёргаешь ты за кольцо запасное
И не раскрывается парашют,
А там, под тобою, безбрежье лесное -
И ясно уже, что тебя не спасут,
И не за что больше уже зацепиться,
И нечего встретить уже на пути, -
Раскрой свои руки спокойно, как птица,
И, обхвативши просторы, лети.
И некуда пятиться, некогда спятить,
И выход один только, самый простой:
Стать в жизни впервые спокойным и падать
В обнимку с всемирною пустотой.
---
Весною новой новая трава
Не знает ничего о прошлогодней.
Ей память для чего? Она жива, -
Ей хорошо без прошлого, свободней.
А мне-то как: забрел в дремучий лес
Воспоминаний и не выйду к свету…
Мир прошлого! Да он давно исчез!
Его давно на самом деле нету!
Был, да пропал, подобно миражу.
Прошло с тех пор уж лет пятнадцать этак…
А я брожу в густом лесу, брожу
С рубцами на лице от бьющих веток.
---
Порой в гостях за чашкой чая,
вращая ложечкой лимон,
я вздрогну,
втайне ощущая мир вечности, полёт времен.
И чую, где-то по орбитам
мы в беспредельности летим.
O если б воспарить над бытом,
подняться бы,
восстать над ним!
И выйти на вселенский стрежень,
и в беспредельности кружить,
где в воздухе, что так разрежен,
нельзя дышать,
но можно жить.
Окна
Как, то в детстве
Идя по кручам,
Вдалеке над заснувшим прудом,
Я увидел в лесу дремучем
С золотыми стёклами дом.
Я дошёл...
На холме покатом
Понял я средь лесной тишины:
Просто-напросто были закатом
Окна в доме освещены.
Она
Присядет есть, кусочек половиня,
Прикрикнет: "Ешь!" Я сдался. Произвол!
Она гремит кастрюлями, богиня.
Читает книжку. Подметает пол.
Бредет босая, в мой пиджак одета.
Она поет на кухне поутру.
Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это!
А просто так: уйдет - и я умру.
---
Я видел мир
Таким, какой он есть,
Тот страшный мир
С яругами кривыми,
Со степью снежною,
Где места нет,
Чтоб сесть,
С примёрзшими к винтовкам
Часовыми.
С путём бессонным
От костра к костру,
С берёзами,
Издёрганными ветром,
С весенним ливнем,
Что, пробив листву,
Гудя, уходит в землю
На полметра.
Я видел мир,
Где чёрная вода
Из мелких лужиц и канав
Целебна,
Где в небо звёздное
Взлетают города
И к сапогам
Ложатся слоем щебня.
Сейчас висит он,
Стихший до утра,
Какой-то незнакомо оробелый,
В дрожащей капле
На конце пера
Безмолвной ночью
Над бумагой белой.
Синева
Меня в Полесье занесло.
За реками и за лесами
Есть белорусское село -
Все с ясно-синими глазами.
С ведром, босую, у реки
Девчонку встретите на склоне.
Как голубые угольки,
Глаза ожгут из-под ладони.
В шинельке, - видно, был солдат, -
Мужчина возится в овине.
Окликни - он поднимет взгляд,
Исполненный глубокой сини.
Бредет старуха через льны
С грибной корзинкой и с клюкою.
И очи древние полны
Голубоватого покоя.
Пять у забора молодух.
Судачат, ахают, вздыхают...
Глаза - захватывает дух! -
Так синевой и полыхают.
Девчата. Скромен их наряд.
Застенчивые чаровницы,
Зардевшись, синеву дарят,
Как драгоценность, сквозь ресницы.
---
Что там ни говори, а мне дороже
И все милее с каждым годом мне
И ритм деревьев, зябнущих до дрожи,
И ритм капели на моём окне...
И оттого, что сущность мира скрытна
И до сих пор темна ещё она,
Нам истина того простого ритма,
Как истина последняя дана.
Москвичи
слова Е. Винокурова, музыка А. Эшпая
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире
Который год подряд
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино,
Девчонки, их подруги,
Все замужем давно.
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
Но помнит мир спасенный,
Мир вечный, мир живой,
Сережку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой.