К 85-летию поэта, писателя Олега МИШИНА (наст. имя Армас; 15 февраля 1935— 2018), автора сборников стихов: «Бессонница»,

Ночь становится часа короче,
Только брезжущий сумрак в окне.
Снова белые-белые ночи
осторожно стучатся ко мне.

Словно вымыты травы и крыши.
Тянет тополь зеленую ветвь,
чтоб к нему я на улицу вышел
в затянувшийся этот рассвет.

Ухожу я по белой дороге,
Городская окраина спит.
И никто моих дум не торопит,
и ни тени вчерашних обид.

Так светло, так легко и просторно,
даль такая округ разлилась!
С каждой елкой, с волною озерной
ощущаю я слитную связь.

Мне видны за чертой горизонта
и лесов голубая гряда,
и бессонные гарнизоны,
и уснувшие города,

Тяжелеют июньские росы,
высь бездонная голуба.
Знаю: добрыми будут покосы
и высокими станут хлеба.

Лососинка

Порою летней каждый день,
меня в пути встречая,
она мне дарит плеск и звень,
и клич гортанных чаек.

В начале дня, в конце ли дня,
моим созвучна думам,
она приветствует меня
неугомонным шумом.

Еще настойчивей зовет,
смирясь перед плотиной,
зеркальностью осенних вод
и стайкою утиной.

В крутую стужу, зимним днем
шумит река шальная,
колотится под гулким льдом,
на берег приглашая.

Что ей лихие времена,
коль не страшась нимало,
Петра Великого она
вот также окликала?!

Мой город!

Здравствуй, возвигнутый волей державною
в устье карельских порожистых рек,
город, который историей славною
в память российскую вписан навек!

Здравствуй, прошедший сквозь время суровое,
город, испытанный тяжкой войной,
гордо растущий Древлянкою новою,
солнечной Кукковкой и Ключевой!

Здравствуй, метели встречающий дерзкие,
снежную пыль отряхающий с плеч,
город, сплетающий слово карельское,
финское слово в русскую речь!

Здравствуй, окутанный дымкой сиреневой,
белою ночью не знающий сна,
город мой - труженик,
город мой северный,
с песней-былиной - на все времена!

Здравствуй, мой город терпенья и мужества,
бремя эпохи готовый нести,
слышащий в яви грядущего музыку
на неизведанном трудном пути!
---
Ингерманландия! Назия-речка.
Ивы прибрежной снятая печаль.
Раннее детство, родное крылечко.
Первая тропка, зовущая вдаль.

Ингерманландия! Край бирюзовый!
Я разлучаться с тобой не хотел.
Где бы ни странствовал, мысленным взором,
сердцем тянулся в твой милый предел.

Дом наш над речкою, ставший золою,
дверью не скрипнет уже никогда.
Всё же душа улетает в былое.
Всё же в былое идут поезда.

В рощах весенних кукуют кукушки.
Долгие годы пророчат: "Живи!"
Ивы родные. Родные опушки.
Ингерманландия! Песня любви.
---
Оттого что сердцу долго-долго
снилась та, родная сторона,
длинною к тебе была дорога,
до сих пор не кончилась она.

Долго меж озер твоих и сосен
оставался чужеземцем я.
Все мне виделась, как в тучах просинь,
древняя Ижория моя!

Все-таки тебе я благодарен:
словно сын, я принят был тобой
в дни, когда жестокие удары
доставались от судьбы слепой.

Словно в зыбке ты меня качала
на своей, на северной волне
и навеки с тою повенчала,
что однажды приглянулась мне.

Взяв меня как будто на поруки,
ты вернула мне язык родной.
Без него не вынес бы разлуки
со своей родимой стороной.

Зажили обиды и ушибы,
и былая улеглась печаль.
Говорю: "Карелия, спасибо!" -
и гляжу в потерянную даль.

Пётр Великий

Клокочет вода, разбиваясь
В белесую пену и пыль,
Рассказывает, разливаясь,
Легендою ставшую быль.
Где мельницы древней колеса
Крутило лихим падуном,
Победно и многоголосо
Ревела плавильня огнем.
Был сам император в ударе –
Работный народ ликовал:
В подручных сновали бояре,
А сам он железо ковал.
Был жаден до дела и молод,
Свой хлеб не задаром он ел.
Железо расплющивал молот,
В руках государя звенел.

"Накрутила сугробы зима У оград и у окон, Разложила свои бахрома, Распушила свой локон. Смотрит взором снегов и небес, Манит синью просторы Под сверкающий хвойный навес Вечно юного бора. И все кажется, кажется мне: За мечтою своею, За тобой я бегу по лыжне И опять молодею"О. Мишин