ИЗ ЛЕРМОНТОВА: «Но грустен замок, отслуживший Когда-то в очередь свою, Как бедный старец, переживший Друзей и милую

М. Лермонтов. Демон

На склоне каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Еще стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.

Но грустен замок, отслуживший
Года во очередь свою,
Как бедный старец, переживший
Друзей и милую семью.
И только ждут луны восхода
Его незримые жильцы:
Тогда им праздник и свобода!
Жужжат, бегут во все концы.
Седой паук, отшельник новый,
Прядет сетей своих основы;
Зеленых ящериц семья
На кровле весело играет;
И осторожная змея
Из темной щели выползает
На плиту старого крыльца,

А. Пушкин. Евгений Онегин

Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах.
Все это ныне обветшало,
Не знаю, право, почему;
Да, впрочем, другу моему
В том нужды было очень мало,
Затем, что он равно зевал
Средь модных и старинных зал.

М. Лохвицкая. Мой замок

Мой светлый замок так велик,
Так недоступен и высок,
Что скоро листья повилик
Ковром заткнут его порог.

И своды гулкие паук
Затянет в дым своих тенет,
Где чуждых дней залетный звук
Ответной рифмы не найдет.

Там шум фонтанов мне поет,
Как хорошо в полдневный зной,
Взметая холод вольных вод,
Дробиться радугой цветной.

Мой замок высится в такой
Недостижимой вышине,
Что крики воронов тоской
Не отравили песен мне.

Моя свобода широка,
Мой сон медлителен и тих,
И золотые облака,
Скользя, плывут у ног моих.

А. Блок. Королевна

Не было и нет во всей подлунной
Белоснежней плеч.
Голос нежный, голос многострунный,
Льстивая, смеющаяся речь.

Все певцы полночные напевы
Ей слагают, ей.
Шепчутся завистливые девы
У её немых дверей.

Тёмный рыцарь, не подняв забрала,
Жадно рвётся в бой:
То она его на смерть послала
Белоснежною рукой.

Но, когда одна, с холодной башни
Всё глядит она
На поля, леса, озёра, пашни
Из высокого окна.

И слеза сияет в нежном взоре,
А вдали, вдали
Ходят тучи, да алеют зори,
Да летают журавли...

Да ещё — души её властитель,
Тот, кто навсегда
Путь забыл в далёкую обитель, —
Не вернётся никогда!

Генрих Гейне
пер. С. Маршака

Прекрасный старинный замок
Стоит на вершине горы.
И любят меня в этом замке
Три барышни - три сестры.

Вчера обняла меня Йетта.
Юлия - третьего дня.
А день перед тем Кунигунда
В объятьях душила меня,

В замке устроили праздник
Для барышень милых на днях.
Съезжались бароны и дамы
В возках и верхом на конях.

Но жаль, что меня не позвали.
Не видя меня на балу,
Ехидные сплетницы-тетки
Тихонько смеялись в углу...

Теофиль Готье. Средневековье
пер. М. Донской

Мессир Ивен могуч и силен,
Его древний замок рвом окружен,
Крепкие стены из гладких камней.
Башня с дозорной вышкой над ней,
Щели бойниц, парапеты, зубцы,
И всюду готовые к битве бойцы.

Старинное фаблио
В погоне за стихом, за ускользнувшим словом,
Я к замкам уходить люблю средневековым:
Мне сердце радует их сумрачная тишь,
Мне любы острый взлет их черно-сизых крыш,
Угрюмые зубцы на башнях и воротах,
Квадраты стеклышек в свинцовых переплетах,
Проемы ниш, куда безвестная рука
Святых и воинов врубила на века,
Капелла с башенкой -- подобьем минарета,
Аркады гулкие с игрой теней и света;
Мне любы их дворы, поросшие травой,
Расталкивающей каменья мостовой,
И аист, что парит в сиянии лазурном,
Описывая круг над флюгером ажурным,
И над порталом герб, -- на нем изображен
Единорог иль лев, орел или грифон;
Подъемные мосты, глубоких рвов провалы,
Крутые лестницы и сводчатые залы,
Где ветер шелестит и стонет в вышине,
О битвах и пирах рассказывая мне...
И, погружен мечтой в былое, вижу вновь я
Величье рыцарства и блеск средневековья.

К. Бальмонт. Замок Джэн Вальмор
https://rustih.ru/konstantin-balmont-zamok-dzhen-valmor/

У Лермонтова были строки и гораздо круче...

Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь… Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Да и Лермонтов сам был грустным и унылым.