В 1996 году писатель драматург Юрий Арабов опубликовал в журнале Киносценарии эссе Механика судеб. Ищу текст этого эссе

Юрий Арабов. Механика судеб. Опыт драматургии «действительной жизни» .
Издательский дом «Парад» , Москва, 1997.
Каждую книгу можно прочесть по-разному: хоть на десять ладов, хоть на сотню. «Незнайку в Солнечном городе» можно толковать как сказку о возвращении человечества к блаженному райскому состоянию, к детской чистоте и невинности; роман о том, «Как закалялась сталь» позволительно считать упрощенным вариантом даосского поверья о «переплавке трупа в меч» . Но все это о сочинениях сравнительно ерундовых и говорится больше ради шутки.

А вот небольшая книжка моего тезки Юрия Николаевича Арабова — совсем другой коленкор. В ней человеческие судьбы уподобляются театральной постановке: «завязка» линий жизни, попытка их распутать, прояснить — и неизбежная развязка, трагическая или освобождающая, просветляющая, катарсическая в зависимости от того, насколько удалось герою выпутаться из сетей судьбы.

В кино я не хожу, телевизора у меня отроду не бывало, к театру и режиссуре я отношения не имею. Посему и не буду касаться неподъемной для меня темы увязки режиссерских приемов с загадками человеческих судеб. Я прочел эту книгу как произведение мистическое, чем-то похожее на «Розу мира» , тем более, что имя Даниила Андреева, параллели с его видениями то и дело проскальзывают на подмостках «Механики судеб» или за ее кулисами.

В книге три раздела и два «приложения» . Разделы посвящены судьбам Пушкина, Гоголя и Наполеона, «приложения» — роли псевдонимов, лжеимен в жизни Ленина, Сталина, Джона Леннона и прочих талантливых лицедеев, а также миру сновидений самого автора. И, конечно же, это прежде всего рассказ Арабова о его собственной судьбе, срифмованной с судьбами его героев. Он в слегка завуалированной форме заявляет об этом в предисловии: «Повторю еще раз, автора интересуют только механизмы конкретной человеческой судьбы, имеющие универсальной характер и значение для любого из нас. Так называемые великие люди взяты в качестве примеров лишь оттого, что их жизнь известна исследователям, значит выявить подобные механизмы здесь легче, чем на жизни какого-нибудь Ивана Ивановича Иванова» .

Основная идея «Механики» — преодоление кармической паутины, выход из тупика причинности в царство благодати. «Всем нам не хватает веры величиной с горчичное зерно, о большем вообще говорить не приходится. Не хватало этой веры и Пушкину, несмотря на его гениальность. Вместо Христа мы верим в примету, в зайца или кошку, перебежавших дорогу, в предсказание на картах, в рок ...Это приводит к тому, что кармические законы, причинно-следственные связи только укрепляются, и выйти из паутины собственных грехов не представляется возможным. Карма, таким образом, при всей своей мистичности, есть понятие «от мира сего» , то есть посюстороннее. В этой ее механичности и заключен ее демонизм, заключено богопротивное начало, отрицающее спасение через любовь и веру» . Пушкин, как и все мы, был, конечно, грешником, но «остается надеяться, что Господь на том свете наградил поэта за те страдания, которые перенес он на земле, за милость к павшим и мученический финал» . Иными словами, великий поэт был предметом борьбы между Христом и кармой, то устремляясь на сторону одного, то попадая в сети другой, и только его трагическая кончина, своего рода «сораспятие» Христу, определила посмертную участь неутомимого дуэлянта и женелюба.

Судьба Гоголя куда страшней: он почти всю жизнь только и делал, что вглядывался в мир мертвящими глазами Вия. А когда под конец ударился в аскезу, она не просветила его и не одухотворила, а швырнула в бульонную ванну перед тем, как он сам швырнул в камин второй том «Мертвых душ» . Известно, что при вскрытии его могилы в ней был найден скелет во фраке, но без головы. Обстоятельство более невероятное, чем пропажа носа у майора Ковалева. Гоголь словно сам сочинил свою посмертную судьбу. «Те раздвоения, — заключает автор, — которые заложил Николай Васильевич при своей жизни, еще не скоро отпустят его прах»