Следующие за 1886-м годы лишь подчеркнули окончательный распад импрессионизма, зародившегося в мастерской Глейра, "Салоне отверженных", в лесу Фонтенбло, харчевне матушки Антони, в кабачках и за столиками кафе Гербуа.
Идеи, сформировавшиеся там, впервые нашли своё выражение в работах, написанных в конце 60-х годов; они были окончательно сформулированы в начале 70-х и проявились во всей своей приводящей в замешательство новизне на выставке 1874 года.
"Период импрессионизма" длился почти что двадцать лет, когда в 1886 году закрылись двери восьмой выставки. Этот период был решающим в развитии различных художников, связанных с этим направлением, но едва ли кто-нибудь из них сожалел о его конце.
После 1886 года, когда импрессионисты старались обновить своё искусство независимо друг от друга и в то же время начинали пожинать плоды с трудом заработанного скромного успеха, - новое поколение вело борьбу за новые идеи. Это поколение, подобно своим предшественникам, стремилось избежать тирании Академии и обращалось за советами к импрессионистам, так же как некогда они обращались за советами к художникам-барбизонцам.
Таким образом, сознавая или нет, импрессионисты вели за собой молодых художников, которые черпали вдохновение в их примере и их искусстве. Однако, также как некоторые барбизонцы не сумели опознать своих истинных последователей, они иногда не видели в попытках молодых художников дальнейшего развития своих собственных достижений.
Таким образом, годы, следующие за 1886-м, - это история двух параллельно развивающихся поколений: старшего, всё ещё находящегося в расцвете сил и уверенного в себе, и младшего, которому ещё только предстояло приобрести самостоятельность, необходимую для того, чтобы раскрыть свои возможности. Так как смелость и инициатива были в большинстве случает присущи новому пополнению, знания и опыт являлись привилегией старожилов.
Гоген, которого влекло неведомое, восприняв всё, что ему мог преложить импрессионизм, отправился весной 1887 года вместе с Шарлем Лавалем на Мартинику для того, чтобы приобрести опыт и независимость. В это самое время Писсарро и Сёра выставлялись вместе с "Группой двадцати" в Брюсселе, где над ними снова смеялись, но где их работы в то же время произвели большое впечатление на многих молодых художников.
Немного позднее в Париже Берта Моризо, Сислей, Ренуар, Моне и Писсарро вместе с Уистлером, Рафаэлли и другими участвовали в "Международной выставке" у Пти. Шоке, де Беллио и Мюрер не скрывали своего отрицательного отношения к новым произведениям Писсарро, а Писсарро в свою очередь не проявлял симпатии к работам своих бывших товарищей, которых он считал непоследовательными.
"Сёра, Синьяку, Фенеону, всему молодому ополчению нравятся только мои работы да ещё, пожалуй, работы госпожи Моризо, - писал он своему сыну Люсьену. - Естественно, это объясняется нашей общей борьбой. Но Сёра, более холодный, более логичный и сдержанный, не колеблясь ни мгновения, объявляет, что мы занимаем правильную позицию, а импрессионисты уже устарели".
Ренуар выставил у Пти большую композицию "Купальщицы", результат нескольких лет исканий. Гюисманс заявил, что она ему не нравится, Астрюк тоже отнёсся недоброжелательно, а Писсарро объяснял своему сыну: "Я понимаю его усилия, вполне закономерно его стремление не оставаться на месте, но он предпочёл сосредоточить внимание только на линии. Его фигуры существуют каждая в отдельности, без всякой связи друг с другом".
Однако Винсент Ван Гог, так же как и широкая публика, восторгался "ясной и чистой" линией Ренуара. На этот раз Ренуар добился заметного успеха. "Я думаю, - писал он Дюран-Рюэлю, - что продвинулся на один шаг в мнении публики, на маленький шаг… Публика как будто привыкает к моему творчеству. Возможно, я и ошибаюсь, но так твердят со всех сторон. Почему именно на этот раз? "