Умирать всегда рано?

Скорее, всегда не вовремя.

Людка, одень шапку

Удивительно, но факт: каждая смерть ровесника как бы подкидывает с дивана и заставляет шевелиться. Что-то делать не во благо работы или большой зарплаты, а ради чего-то другого, больше и важнее, например, несостоявшихся дружеских встреч, невыполненных собственных желаний, недообнятых родных... Потому что того Завтра, на которое мы всё откладываем, может и не быть. Вон у него же уже не будет.

С Рустемом Валидовым мы познакомились в 1989 году. Ну, как познакомились... Я услышала, как он поёт свои песни и стала поклонницей его творчества, а он начал выделять меня из толпы фанатов, наверно, лет через пять-десять.

Мы много ездили по стране, поскольку наша Лига начинающих журналистов РБ входила в Ассоциацию клубов начжуров России. И мы колесили вместе то в Чебоксары, то по Золотому кольцу, то в Харьков или ещё куда. И «хедлайнером» нашей башкирской делегации всегда был Рустик.

Он пел в концертных залах в составе музыкальной группы «Время колокольчиков» и давал сольные «квартирники». И всегда его голос звучал мощно и честно. Его песни были полны гражданской лирики, надрыва — настоящий русский рок. Он даже умудрялся спеть гопникам, которые его ловили в начале 90-х за длинный «хаер», фенечки и гитару. Но он им пел и, мне кажется, обращал в свою веру. Ненасилья, добра и честности. Я не знала, как из «звёзд» местного масштаба люди перерастают в столичных, а то и всероссийских. Наверно, надо было куда-то ехать, чего-то добиваться. К концу 90-х я потеряла из виду Валидова, а новое «Время колокольчиков» так и не появлялось, так и ушло. Как оказалось, насовсем.

Он появился в двухтысячных в качестве телеоператора — и я была ошарашена этим. Казалось, что человек практически зарыл свой талант в землю, ушёл от своего призвания. Он, конечно, был хорошим оператором. Мне рассказывали, что мог снимать практически в любом состоянии, что научил водителя телесъёмке и переманил его в свою профессию. Это всё было хорошо, но не то. И мне казалось, что Рустик тоже это чувствует.

Не знаю, писал ли он что-нибудь в последние годы. Была возможность послушать его пение живьём на подпольном концерте год назад, но какая-то, безусловно, полезная суета загрызла меня тогда. Теперь слушаю аудиозаписи плохого качества и понимаю, что от своей миссии в жизни сбежать можно. Только воздаётся быстро и сильно. Так что теперь, наверно, Рустик будет на следующем витке своей новой жизни отрабатывать это знание. Мне кажется, именно невыраженность, недосказанность, недоспетость привели к смертельному диагнозу «сердечная недостаточность» в 43 года, хотя я бы назвала это «сердечной переизбыточностью» в отношении него. Рустика в минувший четверг провожали разные люди, разъединённые группами, но собранные в этот день вместе. Вот его родственники, вот журналисты разных изданий, где работал Валидов; вот мы, уже поседевшие, но всё ещё начжуры; вот rockufa… Всех нас объединил очень хороший человек, память о котором будет жить не только в наших сердцах, но и в его стихах и песнях.

Последняя песня

Опали, как листья, иголки с ели,

Неужто осень и впрямь наступила.

Неужто скоро по белому по снегу

Дождусь того, чтобы ноги ступили.

Неужто лето замёрзнет в озёрах,

Застынет на ветках, как память о солнце,

Неужто в долгих кухонных спорах

Проспорили лето — гляди в оконце.

Гляди-ка небо дождём на асфальте,

Прислушайся: песня с надрывом на вздохе.

Присели всемером на нары, на полати,

Искали любовь, а нашли только похоть.

Искали любовь, а нашли только мясо,

Спасибо-спасибо, нам такого не нужно.

Ждали дождя — выпала слякоть,

Пели всем миром, да что-то недружно.

Вот оттого-то так всё и напряжно,

Вот оттого-то так всё и натужно.

Спой мне, волчица, песню протяжно,

Выбейте окна — что-то мне душно.

Закройте все двери, раскрасьте их чёрным,

Ровно в двена