

Само слово «соловей» является часто синонимом слов «песня» и «поэзия». Было замечено, что родители обучают пению своих птенцов в гнездах, что привело к аллегорическому отождествлению этого процесса с педагогическими способностями. В народной медицине мясо этого ночного певца рекомендовалось в качестве средства против чрезмерной потребности в сне.

Сердца соловьев якобы помогали обрести прекрасный голос и ораторскую сноровку. Однако еще в античные времена обычай богачей подавать в качестве курьеза кушанья из соловьев (и особенно соловьиные языки) считался бесчувственной роскошью.

На Востоке соловья тоже высоко ценили благодаря его сладкоголосому пению, и оно считалось так же, как и в Европе, предзнаменованием счастья. Народные же поверья, напротив, истолковывали трели соловья, как крик о помощи «бедной души, пребывающей в чистилище» или звучащее, как жалоба, извещение о смерти человека.

Известна легенда типа притчи, в которой говорится следующее: один охотник выпустил на волю соловья, которого поймал. Соловей, улетая, крикнул охотнику, что он лишился ценного сокровища, выпустив его, так как у него внутри находится жемчужина размером больше страусиного яйца. Охотник хотел снова приманить соловья, но он только прощелкал ему в ответ, насколько он глуп:

«Ты и правда поверил, что у меня внутри жемчужина больше страусиного яйца — но ведь я сам меньше, чем такое яйцо!» Такими же глупцами являются те, кто свою веру отдают изображениям идолов. Они молятся тому, что сделали сами, и называют своими хранителями тех, кого сами должны охранять.

В сборнике, появившемся около 1300 года, рассказывается об одном рыцаре, который за совершенное им преступление был брошен в тюрьму. Его утешало в темнице чудесное пение соловья, который навещал его, за что узник кормил его крошками хлеба. Однажды соловей улетел, а вернувшись, принес в клюве драгоценный камень.

Рыцарь очень удивился, увидев его. Он тотчас же взял этот камень и притронулся им к своим железным цепям. Цепи сразу упали с него. Затем он смог открыть камнем двери тюрьмы и убежать. Религиозно-символической трактовки здесь не дается. Однако, по-видимому, она заключается в намеке на благодарность птицы в том смысле, что «добрые дела воздаются сторицею».





