Что маленькая обезьянка может декогеренировать из суперпозиционного квантового состояния без ущерба для этого Мира?

Декогерировать. Не волнуйся: декогеренция происходит сама. Причем ущерб наносится всего лишь декогерирующей системе, которая запутывается с этим Миром. Маленькой обезьянке лучше позаботиться об изоляции. :)))))

слишком много гумна.

Есть обезьянка шарит в базовых системах инпринтига миров в пределах итрерферентно кавитивных свойств времени в пределах тотальной когеренции ака "вечночти" ака "точки суперпозиции" и детерминировав из хаоса не линейных рядов событийностей в пределе линейности истинного хаоса базовый набор правил структурной организации компиляций и метасингулярных принципов построений геометрий физик.... То Это какая-то не правильная обезьяна прикинутая в костюм обезьяны которая не ест бананы предпочитая им гранаты поскольку она собрала и усовершенствовала гранату между делом воссоздав улучшеный подствольныый гранатомёт =) И развлекает посетителей зоопарка наровящих с ней сфоткаться . дурачась, улыбаясь и кидаясь в прохожих какашками :)) Но вот вопрос к обезьянкам "фотографируясь в дисней ленде с Микки-маусом, вы улыбаетесь, но улыбается ли Человек в костюме Микки-мауса ?"

напился, будь человеком

Здесь каждый болен, и его болезнь – он сам, здесь каждый ищет снадобье – кто в пище, кто в кинофильмах, кто загранпоездках. Здесь фарисей играет на фанфаре, и медленно, как северная ночь, спускается Прасковья в снежном платье, и вся искрится, словно новый снег в неоновом и мертвенном сиянии. Потом мы зорко замечаем тросы, и понимаем колесуру спуска. И все как в новый год глухонемых, беззвучных елок, тихих фейерверков, и криков, что никто не слышит. Я слушаю и слушаю беруши. Я мгла во мгле, беззвучный, как Луна. Я погружусь в циркониевое царство. Я тоже болен. Я ищу лекарство. Я иногда его предчувствую, как скрип колючего и ломкого мороза, когда ступаю на свои следы. Мы все – итог нарцисского невроза. Нам не сойти с проторенной орбиты, хотя б глаза и вылезли с орбит. Мы - пасынки внебрачного чертога. И видеть публику нам помешала рампа. Мы тоже получаем свет – но этот свет как кварцевая лампа. Нам нужен крепкий, как плутоний, кофе, но даже если это порошок, и даже порошковый огнетушитель, сыплющийся в рот, нам будет мало, чтобы погасить полярную зарю тоски. Я так непопулярен у себя. Я не могу себя увлечь собою. Я слишком много знаю, мне пора. Я больше ничего здесь не постигну. Ни то, что сложно, и, тем более что просто. И вот, достигнув всех вершин на метр выше холмиков могильных, я замечаю: мне не стать богаче. Чего здесь нет, того не будет там. Но даже то, что есть – неуловимо. Когда все знаешь, то неинтересно. Убейте, кто-нибудь, меня – мне слишком тесно. Мир стал эоном, а эон – плеромой. Езжай, дружок, в Палермо есть пельмени. И, съев их, посмотри на дно тарелки. И, всё увидев, заверши процесс. Где истина? Здесь. Истина – в конце.