Один и тот же человек По эпохам бродит, Ищет счастья оберег, Ищет, не находит... Чего ж искать, когда он сам Для (Вопрос

вся прошлая моя жизнь, отнюдь не темная, (Жванецкий как обычно безобразничает - образно привирает) взростила во мне ценности, которые я подспудно, а иногда и путно и ясно воспринимаю. внутренний оценщик - наше мировоззрение, которое, даже если мы не осознаем его, нами управляет. эта такая грандиозная система мер и весов, учений, влияний, вер, знаний, надежд и воспитаний, временных эталонов всего и всякого, что вору всю жизнь целенаправленно по жизни воровавшему впору не угнаться за "наворованным" нами во всей этой самой жизни. что такое я, если меня составляют, меняют, каждый раз добавляют, отсекают, переплавляют. я - не я, я постоянно меняюсь, с временами и нравами, с реальностью, которая создается мной и нами. в зависимости от того, как мы реагируем на реальность, мы оцениваем, и оценивая, мы продолжаем формировать эту реальность. она влияет на на нас, мы на нее. и корабль плывет. оркестр репетирует. мы репетепетируем. похоронный марш, марш бравурный, святые маршируют или святых выноси? всё это на сносях. родится - зверушка, дочь, сын, - оно будет нашим, выпестованным нами по причинам и следствиям.

Артур Шопенгауэр очень не любил Гегеля, считал его шарлатаном.
«...в философских размышлениях удивительным образом только то, что каждый продумал и исследовал для себя самого, впоследствии идет впрок и другим, а не то, что уже с самого начала было предназначено для других. В первом случае размышления отличаются прежде всего безусловной честностью: ведь самих себя мы не стараемся обманывать и не дарим себе пустых орехов; вот почему всякая софистика и всякое пустословие отпадают, и каждый написанный период тотчас же вознаграждает усилия, потраченные на его прочтение. Вот почему мои сочинения так явно носят на своем челе печать честности и искренности, что уж одним этим они резко отличаются от произведений трех знаменитых софистов послекантовского периода: меня постоянно находят на точке зрения рефлексии, т. е. разумного обсуждения и честного изложения, и никогда не находят на пути инспирации, именуемой интеллектуальным созерцанием, или абсолютным мышлением (действительное же имя ее - пустозвонство и шарлатанство). Работая в этом духе и беспрерывно наблюдая, как ложное и дурное пользуется всеобщим признанием, как пустозвонство {Фихте и Шеллинг} и шарлатанство {Гегель} пользуются крайним уважением, я давно уже отказался от одобрения своих современников. Невозможно, чтобы то современное общество, которое в течение двадцати лет провозглашало величайшим из философов какого-то Гегеля, этого умственного калибана, и провозглашало так громко, что эхо звучало по всей Европе, - невозможно, чтобы оно соблазняло своим одобрением того, кто это наблюдал. Оно больше не имеет почетных венков для раздачи, его хвала продажна, и его порицание ничего не стоит»