Тема (о чем книга); проблемы или проблематика (вопрос или вопросы, над которыми автор предлагает задуматься читателям)

едная Лиза» появилась в середине первого,
«художественно-литературного» периода дея­
тельности Карамзина, еще молодого, но уже
зрелого писателя, в самый, может быть, пло­
дотворный год его жизни”. Друзья, ценители
изящной словесности сразу поняли, что перед ними шедевр;
читатели оценили повесть по высшей из дотоле известных им
мерке; исследователи литературы готовы были видеть в «Бед­
ной Лизе» родину русской прозы, подобно «Греевой элегии»
Жуковского, названной Владимиром Соловьевым «родиной
русской поэзии».
Что же представляет собой «Бедная Лиза» как высший обра­
зец н а р р а т и в н о г о жанра в русской литературе конца
XVIII века и каковы отличительные особенности этого текста —
заметные с первого взгляда или требующие для своего обнару­
жения более пристальных наблюдений и соответствующих
рефлексий?
Одно из первых впечатлений от «Бедной Лизы» — удиви­
тельная соразмерность объема повести ее содержанию, точнее,
79
тому едино-раздельному целому, которое «разыгрывает» это
содержание. Эта соразмерность, предполагающая чувство гар­
монии и умение гармонизировать в тексте некую совокупность
внетекстовых данных, нечасто встречается в русской литерату­
ре и то лишь в ее вершинных образцах (Пушкин, Чехов, Бунин,
Набоков), где обнаруживает себя нечто вроде чувства абсолют­
ной меры. Что же касается русской повествовательной литера­
туры малых (рассказы) и средних (повести) форм в XVIII веке,
они с с о в р е м е н н о й точки зрения страдают чаше грехом
некоей растянутости, объясняемой несовершенством компози­
ции и обшей аморфностью, реже грехом торопливости, стес­
ненности, сужением пространства текста, как бы не успеваю-
шего гармонически аранжировать содержание.
С точки зрения читательского восприятия в о с е м н а д ц а ­
того века о самой категории соразмерности, осознанно по­
нимаемой, применительно к прозе (в отличие от определенных
поэтических жанров) говорить трудно: похоже, читатель преж­
де всего интересовался содержанием (сюжетом, персонажами,
интригой и т. п.) и больше ценил собственные эмоции, возни­
кавшие при чтении, нежели анализировал, «как сделан» текст.
Поэтому категория соразмерности могла задаваться «образцо­
выми» текстами, как бы приглашавшими читателя и к а н а ­
л и т и ч е с к о м у их прочтению и обучавшими его этому уме­
нию в простых случаях и высокому искусству — в сложных.
«Бедная Лиза» и пушкинская проза как раз из числа таких пер­
вых текстов, если не предполагавших с непременностью, то
сильно способствовавших рефлексии над тем, что ранее при­
надлежало к сфере «невидимого» и «несознаваемого». Впрочем,
такого рода тексты «учили соразмерности» не только читателя,
но и писателя, преврашали ее в сушественный критерий худо­
жественного текста, учитываемый и писателем — при его соз­
дании, и читателем — при его рецепции. «Соразмерность» у Ка­
рамзина (и позже у Пушкина) несомненно объяснялась не
только внутренним опытом русской литературы, но и учетом
достижений французской прозы того времени, хорошо извест­
ной Карамзину как переводчику и читателю. В значительной
степени этим объясняется впечатление «европейскости»
«Бедной Лизы»: французский перевод ее, если отвлечься от
«русских» реалий, мало отличается от французской прозы соот-
ветствуюшего типа, чего никак нельзя было бы сказать о дока-
рамзинских прозаических опытах, если бы их переводы имели
80
место. Кстати говоря, «европейскость» тургеневских романов
также в значительной степени зависит от подобного же чувства
меры. Однако именно с «Бедной Лизы» впервые в истории рус­
ской литературы можно с ответственностью сказать, что текст
этой повести не длинен и не короток, но точно в меру —и не
случайную, но сознательно планируемую.